— У меня на лице ничего не написано, — мягко пошутила она. — Что ты так смотришь?
— Любуюсь, — признался он. — Не каждый день видишь такую девушку как ты, да еще так близко. Знаешь, я думаю, красота — тоже талант, одно из тех выдающихся качеств, какими одаривает человека природа.
— Нет, я не согласна, — с улыбкой покачала она головой. — Талант что-то оставляет после себя на земле, а красота быстротечна, эфемерна, сверкнет — и растает без следа.
— Без следа? А Венера Милосская? А Боттичеллиевская? А «Я помню чудное мгновенье…»? Что это, если не порождение красоты? Женской красоте человечество обязано своими величайшими шедеврами.
— К сожалению, не нашелся еще художник или поэт, готовый воспеть Анну Иртеньеву, — попробовала отшутиться Аня.
— А я чем не художник? Увидишь завтра: я напишу твой портрет в небе. Думаешь, мне такое не под силу?.. Ты еще не знаешь, на что способен летчик Иртеньев…
— Матвей, постой! — осадила его Аня.
Вместо того чтобы почувствовать себя польщенной, она вдруг ощутила жгучую обиду. Ведь он действительно смотрел на нее глазами художника, профессионала, аса. Он видел в ней модель, а не женщину, которую можно не только воссоздать силой своего мастерства, но и любить.
Сережа прав: земные блага для Матвея ничто в сравнении с тем, что есть там, наверху. Недаром она угадывала в нем ту особенную отрешенность, какую ни в ком прежде не встречала. В иные мгновения он, вероятно, всей душой и помыслами уносился ввысь, в прекрасную, страшную, торжественную тишину, которая составляла неотъемлемую часть его полетов, туда, где он был по-настоящему счастлив.
— Знаешь что?! — заносчиво выпалила Аня. — Рисуй свою Таню! — Ее подхватил какой-то мстительный злорадный поток. Она сознавала всю примитивность своего поведения, но остановиться не могла. — Чем не Венера Милосская? Да еще с бюстом Памелы Андерсон.
Он оторопел на секунду, потом неудержимо расхохотался, да так, что не мог остановиться.
— Не вижу ничего смешного. — Аня оскорблено вскинула голову.
— Извини. Представил Венеру Милосскую…ха-ха!.. с бюстом Памелы Андерсон!..
Аня смотрела на него с недоверием, но он смеялся искренне, заразительно и казался ей сейчас чуть ли не мальчишкой. Неожиданно у нее вырвался смешок, она сама засмеялась, скоро совсем скорчилась, и чем чаще они взглядывали друг на друга, тем сильнее смеялись. Аня со смеху стукнулась лбом об стол, что послужило поводом для очередного приступа хохота.
— Ну вот, теперь будет синяк, — твердила она сквозь смех и терла лоб ладонью.
— Где, где, дай посмотрю…Покажи… убери руку…Да нет, ничего, малюсенькая царапина…
Он вдруг поцеловал ее в ушибленное место, и оба сразу, как по команде, замолчали.
Матвей держал ее голову в ладонях. Они смотрели друг на друга в упор, и тогда он снова ее поцеловал — в губы. Поцелуй длился долго, так как Аня и не подумала отталкивать парня, напротив, сама не заметила, как обвилась вокруг него и унеслась точнехонько туда, куда периодически уносился он — на седьмое небо, вот что значит целоваться с летчиком! Ничем иным такого блаженства не объяснишь.
Под порывом ветра скрипнула калитка, и Аня отшатнулась, оглянулась в панике, но никого не увидела. Страх прошиб ее с головы до ног. Ну точно лишилась рассудка! А если бы вернулся Сережа? Да она провалилась бы со стыда. Нетрудно вообразить, как бы он ее возненавидел. Таню ведь ненавидит, а тут еще хуже: приехала так называемая сестрица, без году неделя, и с места в карьер — брата его соблазнять. Причем замужняя, старше годами, кем она будет выглядеть в глазах мальчика?
Все эти мысли красноречиво отразились у Ани на лице.
— Ты зачем меня поцеловал? — свирепо набросилась она на Матвея.
Он откинулся на спинку скамьи и пожал плечами:
— Захотелось, вот и поцеловал.
— Захотелось?! — Аня вскочила. — Слушай, ты, часом, не донжуан, капитан?
— Естественно, как любой нормальный мужик.
— Ах так! Не-е-т, меня не проведешь, я тебя раскусила. Ты хочешь отвратить от меня Сережу. Доказать ему, какая я дрянь. Просчитался, голубчик! Я забираю Сережу с собой в Москву. Вот так-то! Он сам захотел со мной уехать. Просил меня об этом со слезами. Понятно тебе?
Она ожидала, что Матвей рассердится, возмутится, начнет что-то доказывать, больше всего ей хотелось, чтобы стал оправдываться, но он серьезно смотрел ей в лицо, молчание затягивалось, пока Аня не сообразила, что он давно уже смотрит сквозь нее.