96 
Несмотря на усилия всех активистов, которые так рьяно противятся внесениям в конституцию изменений, разрешающих однополые браки, ничего не меняется. Да, у нас с Ванессой теперь есть клочок бумаги, который лежит в небольшом несгораемом сейфе в одном конверте с нашими паспортами и карточками социального страхования, но это единственное, что поменялось. Мы с ней так и остаемся лучшими подругами. Мы продолжаем читать друг другу колонку редактора в утренней газете, мы целуем друг друга и говорим «Спокойной ночи», прежде чем погасить свет. Другими словами, можно остановить закон, но любовь не остановишь.
Свадьба оказалась разочарованием, «лежачим полицейским» на дороге реальной жизни. Но сейчас мы вернулись домой, к своей обычной жизни. Мы просыпаемся, одеваемся, ходим на работу, которая в моем случае оказалась необходимой отдушиной, потому что когда я одна, то ловлю себя на том, что сижу, уставившись на документы из клиники, которая за последние пять лет стала мне вторым домом, пытаясь собраться с духом и позвонить туда.
Я понимаю, что нет логического объяснения моим страхам, что Ванесса столкнется с такими же медицинскими осложнениями, что и я. Она моложе меня, она здоровая женщина. Но от одной мысли, что ей придется пройти через то, через что прошла я, — не через физические мучения, а через душевные терзания, — у меня почти опускаются руки. Надо отдать должное Максу. Больнее, чем утратить собственного ребенка, мне кажется, видеть, как теряет ребенка твой самый близкий в мире человек.
Поэтому я по-настоящему рада отвлечься чем-то от грустных мыслей — например, провести урок с Люси. В конце концов, когда я горланила ругательства, это вызвало у нее улыбку.
Когда я вхожу в класс, она вовсе не выглядит обрадованной. Ее отросшие косички расплетены, волосы прилизаны и немыты. Под заплаканными глазами темные круги. На ней черные гамаши и рваная футболка, а кеды «Конверс» разного цвета.
На правом запястье — марлевая прокладка, обмотанная, похоже, клейкой лентой.
Люси не смотрит мне в глаза. Она падает на стул, поворачивает его так, чтобы не сидеть ко мне лицом, и опускает голову на парту.
Я встаю и закрываю дверь кабинета.
— Хочешь поговорить? — спрашиваю я.
Она качает головой, но голову так и не поднимает.
— Как ты поранилась?
Люси подтягивает колени к подбородку, сворачиваясь в клубок.
— Знаешь, — говорю я, мысленно перечеркивая план урока, — может быть, послушаем вместе музыку? И если захочешь, то поговорим.
Я подхожу к цифровому плееру, который подключен к переносным колонкам, и просматриваю список воспроизведений.
Первой я ставлю песню «Злюсь на себя» Джила Скотта. Я пытаюсь найти произведение, которое отвечало бы настроению Люси, чтобы девочка мысленно вернулась ко мне.
Она даже не шевелится в ответ.
Я продолжаю ставить неистовые песни — «Бенглз», песнопения Карен О, даже «Металлику». На шестой песне «Любовь — это поле боя» в исполнении Пэт Бенатар я признаю свое поражение.
— Ладно, Люси. На сегодня хватит.
Я нажимаю «паузу» на плеере.
— Нет.
Голос ее еле слышен, голова по-прежнему упирается в колени, лицо спрятано.
— Что ты сказала?
— Нет, — повторяет Люси.
Я опускаюсь рядом с ней на колени и жду, чтобы она подняла на меня глаза.
— Почему?
Она облизывает губы.
— Эта песня… Так звучит моя кровь.
Слушая неистовые басы и необычную перкуссию этой песни, я понимаю ее чувства.
— Когда я злая как черт, — признаюсь я, — то ставлю именно эту песню. Очень громко. И барабаню в такт.
— Я ненавижу сюда приходить.
Ее слова больно ранят меня.
— Очень сожалею…
— Серьезно? Кабинет для умственно отсталых? Меня и так уже считают в школе самой большой уродиной, а теперь все думают, что я умственно отсталая.
— Эмоционально нестабильная, — автоматически поправляю я, и Люси меряет меня убийственным взглядом.
— Тебе, по-моему, следует постучать на барабанах, — говорю я.
— А вам, по-моему, следует пойти…
— Хватит! — Я хватаю ее за руку, за здоровую руку, и заставляю встать со стула. — Пойдем на экскурсию.
Сначала мне приходится ее тащить, но, когда мы идем по коридору, она уже сама плетется рядом. Мы минуем целующиеся парочки, прилипшие к шкафчикам, обходим стороной четырех хохочущих девочек, которые склонились над телефоном и таращатся на экран, просачиваемся между разжиревшими игроками в лакросс в их спортивной форме.
96 
