35 
– Позвольте поздравить вас, Любовь Дмитриевна! Вот это диплом, а тут – сертификат на годовую стипендию, для поддержки дальнейших открытий.
– Обалдеть! – сказала с задней парты Женя.
Физичка тут же цыкнула.
А Любе, как всегда, казалось, что все происходит не с ней, а с кем-то другим.
– Скажите, что было трудней всего в ходе исследования? – спросил губернатор. – Наверно, спуститься под землю?
Багрянцева растерянно кивнула. Уши раскраснелись от волнения и яркого света. Камера снимала ее крупным планом. И весь класс, затаив дыхание, смотрел на Любу словно на героя…
А потом, когда начальство удалилось, начались расспросы:
– Почему ты раньше нам не говорила?
– Мы бы тоже поучаствовали!
– Вот класс!
– Ну, молодчина, Любка!
– А что ты открыла?
И вместо физики вышел урок краеведения.
– В общем, я узнала, что сестра моей прабабушки сбежала с женихом как раз сюда, в Елизаветинск… – начала Люба.
Никогда в жизни никто не слушал ее так внимательно.
И на перемене, и на следующей продолжалось обсуждение события. Обступив Любу со всех сторон, ребята вновь и вновь желали услышать подробности, зачем-то спрашивали о творческих планах, восхищались, звали друзей из других классов. Тут только Люба вспомнила, что было трудней всего в ходе исследования: как-то справляться с непониманием окружающих.
– Послушай, а та женщина… ну, с родословным древом! Где она живет? – спросила Аня.
Люба назвал адрес.
– С ума сойти! – воскликнула Пархоменко. – Это ж моя тетка, сестра матери!
Девчонки рассмеялись, обнялись. Просидев почти год за одной партой, они и так успели породниться, хоть и не сходились в плане увлечений.
– Все! Становлюсь диггером! – объявила Аня.
В общем, это был триумф.
Класс почти в полном составе провожал Любу до ворот школы. Попрощавшись со всеми, она бегом кинулась домой – рассказать родителям.
И вдруг услышала за спиной:
– Люба! Подожди!
За ней, прямо через газон, по радостной весенней травке бежал Саша.
– Слушай… Люб… То есть, это… Тьфу… Я что хотел сказать… – забормотал он, отдышавшись. – В общем, прости нас с Пашкой. Мы тогда решили помешать тебе проникнуть в люк. И сами ведь хотели посмотреть, что там, да духу не хватило. Обидно было, что девчонка нас обставит. Думали, ты такая же, как все. А ты… особенная… Извини, что сразу не разглядел. Ты… такая… ты… в общем, давай дружить!
Анна Воронова
МЕДОВЫЙ ВЕЧЕР
Что может сделать ее сильнее, чем она есть? Полмира обошла она, и ей служили и люди, и звери, и птицы. Не у нас занимать ей силу – сила в ее горячем сердце. Я не уйду. Я подожду ее тут. И если девочка победит – я порадуюсь, а если погибнет – заплачу.
Глава 1
Обыкновенная чукча
Она поглядела на себя в зеркало.
На вздыбленные красные волосы. На вычурные огненные пряди у висков. На новые джинсы цвета бешеной морковки.
И заревела.
Громко.
Неудержимо.
Как из ведра.
Брякнулась прямо на пол и взвыла от накатившего отчаяния. Хлынули слезы. Она вытирала их ладонями, но слезы продолжали литься. Пожалуй, ими можно было оросить небольшую пустыню.
Потом слезы кончились. Пустыня жадно впитала влагу, слезы ушли в песок, испарились, исчезли. И ни одного зеленого ростка не пробилось на поверхность. Наверно, потому, что слезы были солеными. Даже хуже. Они были горькими.
Запиликал мобильник. Нюта привстала, мельком отразившись в зеркале. Вычурные пряди, изрядно намокшие от слез, обрамляли теперь помятое красное, словно помидор, лицо, на котором выделялся распухший нос, а глазки-щелочки совсем пропали. Она сердито хлюпнула носом – не найдется ли еще запоздалой слезинки? – но слезы кончились. Ангел, плача, вооружившись ржавым разводным ключом (или чем там вооружаются ангелы?), перекрыл невидимый кран.
Рука сама собой цапнула телефон, а в голове между тем вертелось: не запустить ли его в стену со всей дури? А еще лучше – прямо в равнодушное зеркало. Жизнь рушится, чего уж тут мелочиться?
На экранчике высветилось лаконичное – Стю. Лучшая подруга! Вовремя, очень вовремя! Пускай Стю придет и немедленно ее спасет. Остановит на краю бездны.
– Алле! – от слез голос звучал хрипло и мрачно.
– Вау! – отозвалась чуткая Стю. – Да ты, никак, ревешь?
– Нет, ухохатываюсь, – еще мрачнее ответила Нюта.
35 
