24 
— Я это понял вчера, когда поглядел на Мими Блан, — ответил Тони. — Конечно, она потрясающая. Рене мне говорила, что так, как Мими, больше никто не танцует, кроме «La Goulue» в Париже, которой Мими подражает.
— В таком случае ты должен понять, что мне совсем не хочется идти вечером в «Мулен».
— Если ты уверена, что все будет хорошо… — сказал Тони. — Я знаю, что поступаю неправильно, — повторил он. Эта манера всегда легко признавать свою неправоту и готовность извиниться обезоруживали его родных еще с тех пор, как он был маленьким мальчиком.
— Развлекайся, — сказала сестра, — а я сама о себе позабочусь.
Тони вздохнул с облегчением, затем сказал:
— Для француза этот граф ведет себя вполне по-джентльменски. Надеюсь, он не позволял себе вчера ничего лишнего?
— Конечно, нет. Он отвез меня домой и пригласил нас обоих пообедать с ним. Он не сказал, когда зайдет за нами, но я буду готова к половине первого.
— Тогда мне лучше удалиться раньше, — заметил Тони. — И не стоит вдаваться в объяснения по поводу того, чем я буду заниматься.
— Нет, конечно, — согласилась Валерия, хотя ей хотелось бы узнать, что он имеет в виду.
Она надела одно из лучших дневных платьев кузины Гвендолин и подумала, что посмотреть волнорезы вместе с графом будет даже лучше, чем с братом. Тони всегда признавался, что осмотр достопримечательностей наводит на него скуку.
Тони уже успел переодеться и вошел в ее спальню. Выглядел он весьма впечатляюще. Светловолосый, голубоглазый, с точеными чертами лица, — истинный англичанин.
— Ну, я пошел, — сказал он.
Валерия повернулась к нему. Она уже наложила тушь на ресницы и слегка подрумянила щеки.
— Ну, как я выгляжу? — спросила она.
— С этим, видно, ничего не поделаешь. Но ты кажешься слишком юной и несомненной леди, несмотря на подкрашенные губы.
— Возможно, граф не заметит этого, — ответила она. — Да и вряд ли он даже допускает, что леди можно встретить в «Мулен».
— Это правда. Ну, до свидания, Вэл, — сказал Тони. — Ты просто чудо, и я очень благодарен тебе.
Он слегка чмокнул ее в щеку и вышел, хлопнув дверью. Валерия слышала, как он быстро сбежал по ступенькам, и подумала, что он, как школьник на каникулах.
«По крайней мере он счастлив, мама, — подумала она. — И я не верю, чтобы с ним приключилось что-нибудь плохое, прежде чем мы завтра уедем».
Валерия подкрасила губы и надела шикарную шляпу, которая очень шла к ее платью.
«В таком наряде я буду выглядеть немного старше», — подумала она, повертев на пальце обручальное кольцо.
Никому и в голову не придет, что она еще недавно танцевала на балу в Букингемском дворце.
Выйдя в гостиную, она посмотрела в окно. У нее мелькнула ужасная мысль, что граф может не приехать за ней, что она может никогда больше не увидеть его. «Но я хочу, очень хочу увидеть его», — подумала девушка.
В этот момент дверь в гостиную открылась, и слуга объявил:
— Месье граф де Савен, мадам!
Валерия обернулась. Граф вошел в гостиную. Он показался ей еще привлекательнее, чем накануне.
— Бонжур, мадам Эрар! — произнес он, поднося ее руку к губам.
— А я… как раз думала о том… действительно ли вы хотите со мной пообедать, — проговорила она, вдруг почувствовав странное смущение.
— Я просил вас об этом и был бы разочарован, если бы вы отказались, — ответил граф.
— В таком случае я с удовольствием принимаю ваше предложение, но мой… Т-тони очень… благодарил в-вас за приглашение, н-но сказал, ч-что х-хочет н-непременно встретиться с д-друзьями, — сказала Валерия, запинаясь. По выражению лица графа она поняла, что он вовсе не удивился.
— В таком случае, если вы готовы, лошади ждут, я отвезу вас в одно довольно приятное место, которое, надеюсь, вам понравится.
— Не сомневаюсь. А вы не забыли о том, что я хотела увидеть?
— Баскский берег? Я помню все, что вы говорили мне, — ответил граф. — Должен заметить, что сегодня вы кажетесь еще красивее, чем вчера, хотя, казалось бы, это невозможно.
Поскольку они говорили по-французски, Валерия не ожидала, что ее может смутить его комплимент. В Англии она столько раз слышала нечто подобное, что ее это перестало трогать.
Но теперь неожиданно она почувствовала, как краска заливает ее щеки, а ресницы дрожат.
— Должно быть, мужчины столько раз говорили вам это, что вам надоело слушать, — заметил вдруг граф почти резко.
24 
