— Не волнуйтесь, — улыбнулась девушке Мэделин. Рабочий беспорядок всегда вызывал у нее уважение. И вообще — было необычайно приятно после всего пережитого в гараже очутиться в спокойной, домашней обстановке.
Собирая старые газеты, Грейс сказала:
— Я пыталась нанять прислугу, чтобы в доме был порядок, но никто из домашних меня не поддержал.
— Это потому, что дома всем хочется расслабиться и чувствовать себя непринужденно, — раздался мужской голос.
Мэделин обернулась и увидела в дверях высокого мужчину.
— Это Ангус, — сказала Грейс. — Мой названый отец.
— Почему названый? — возразил тот, обнимая Грейс. — Настоящий! Я же удочерил тебя. — Он уставился на Мэделин: — А вы кто?
— Это Мэделин Дилейни, — поспешила представить гостью Грейс. — Бандиты стреляли в нее, а наш Райан спас.
Не имея никакого желания поддерживать разговор, Мэделин взглянула на свои часики. У нее еще целых двадцать минут до того, как ее хватятся. «Успокойся. Все в порядке», — шептал внутренний голос. Недаром она приняла все меры, чтобы ее дочь была в полной безопасности.
С тех пор как она, тогда еще никому не известная журналистка, стала писать статьи о том, как правильно растить детей, газетчики из бульварных изданий не давали ей проходу, ехидно интересуясь, когда она сама выйдет замуж и начнет воспитывать своих собственных детей. Когда Мэделин узнала, что ждет ребенка, но была вынуждена отказать своему жениху, стало ясно: газетчики своего не упустят и начнут докапываться, кто отец Лейси. Чтобы обезопасить себя и будущего ребенка, она объявила своим сотрудникам, что уезжает отдыхать на Гавайи, а последние месяцы беременности провела в горах Колорадо, руководя делами по телефону, факсу и модему.
Мэделин никто не видел беременной, и рождение ее дочери осталось для всех тайной.
Только небольшая горсточка людей знала, что у нее есть дочь. Мэделин всегда казалось, что Лейси надежно защищена, но сегодняшние пули заставили ее усомниться в этом.
Прогнав тревожные мысли, она улыбнулась Грейс, которая протянула ей рюмку бренди.
— Как правило, я не пью… — начала было она, но Ангус жестом остановил гостью.
— Раз Райан велел вам дать бренди, значит, так тому и быть.
— Здесь всем заправляет Райан, — объяснила Грейс, заметив вопросительный взгляд Мэделин. — Он из нас самый старший, поэтому решил, что должен всеми командовать.
Он и мной пытался командовать, подумала Мэделин и вслух спросила:
— Значит, ваш родной сын — Райан?
— Видит Бог, нет, — рассмеялся Ангус. — Он сын моих друзей, Грэма и Олти Келли. Видите ли, парнишка не хотел учиться и кончил тем, что попал сюда, на ранчо. Так с тех пор и остался в Кроссроудз-Крике. — Ангус говорил с сильным шотландским акцентом, который ему так и не удалось преодолеть.
Мэделин снова кинула обеспокоенный взгляд на часы.
— Что-то не так? — спросил Ангус. Мэделин, взяв себя в руки, покачала головой и улыбнулась.
— Нет-нет, все в порядке. — Чтобы отвлечь хозяев от ее проблем, она кивнула на фотографии, висевшие на стенах: — Какая у вас дружная семья!
— Я сразу чувствую, когда меня водят за нос, — произнес Ангус. — Вот и сейчас вижу, что тебя что-то тревожит. Выкладывай все как на духу, дочка!
— Лучше излейте ему душу, Мэделин, — сказала Грейс. — Он не отвяжется, пока не признаешься во всех смертных грехах.
Мэделин судорожно сглотнула.
Райан набрал номер рабочего телефона Джессики. Раздались протяжные гудки — трубку не брали. Неужели она уже ушла с работы? К счастью, Джессика сняла трубку после четвертого гудка.
— Где вас черти носят?! — накинулся на нее Райан.
— Они занесли меня на совещание, — ехидно откомментировала Джессика. — А что случилось?
— Мэделин у меня — вот что!
Джессика ахнула.
— Что произошло?
— Кто-то стрелял в нее, когда она спустилась в гараж, — ответил Райан. — Я оказался там как раз вовремя.
— Слава Богу! Мы не зря предприняли меры.
— Да, мы поступили правильно, — согласился Райан. — А как быть с ней теперь?
— Не знаю. Трудный случай, — проговорила Джессика, как бы рассуждая сама с собой. — Домой ей возвращаться нельзя. Приехать ко мне — тоже, это очевидно.
Райан снова представил себе разъяренную фурию ростом пять футов девять дюймов, которую он вытащил сегодня из-под пуль. Прекрасно понимая, что потом будет горько сожалеть, он сказал: