Особенно,... 
88 
Ему ведь не пришлось врать: Мила Богданова действительно не такая, как все. Она умнее и сильнее большинства. Кто знает, как дальше повернутся события? Эта кобылка до сих пор непонятна. Вычислить ее цели и мотивы мудрено. Она могла прийти только для того, чтобы отомстить своему Борису. Или ради забавы. На дворе весна, всякую божию тварь тянет спариваться, а неподалеку живет Кирилл, приличный чистоплотный мужичок – почему бы не воспользоваться его любезностью?
Он не понимал, что делать. То захлестывало восторгом: он добивался этой тоненькой глазастой девочки почти полгода, вожделел, фантазировал, слюной исходил, и вот сбылось, вроде бы можно расслабиться. То накрывала тревога: нельзя, нельзя расслабляться, наоборот, лучше ограничить себя обычным набором действий, сыграть на ней, как на виолончели, аккуратно довести до последнего удовольствия, потом выкупать в ванне, великодушно позволить ей остыть, привести себя в порядок. Дать ей халат. Дать ей фен. Покормить чем-нибудь легким и полезным, вроде королевских креветок на гриле. А потом отпустить восвояси.
Но девчонка преподнесла сюрприз. Сама приняла решение. Задохнувшаяся, мокрая, выскочила из-под него, села, поджав под себя ноги, покачала головой:
– Стой. Подожди.
– Что?
– Хватит. Я всё поняла.
– Ничего ты не поняла, – прохрипел Кактус. – И не поймешь. Иди ко мне.
Схватил ее запястье, потянул ее – легкую, маленькую, – но кобылка сверкнула глазами, ловко сгруппировалась и сильно ударила его обеими ногами в грудь.
– Всё! Хватит!
Он ухмыльнулся.
– Слушай, мы еще не начинали.
– Я сказала: всё.
– Но почему?!
– Потому что я больше не хочу.
– Тебе не понравилось?
– Очень понравилось. Честно. Я такого не ожидала. Только... Это ведь надолго, правильно?
– В каком смысле?
– Сколько ты можешь... Ну...
– С тобой – весь день. А еще лучше, если ты останешься на неделю.
– На неделю?!
– Да. А что такого? Я мечтал о тебе несколько месяцев. А теперь ты встаешь и говоришь: «На сегодня хватит»? Ты с ума сошла. Так жестоко со мной никто не обходился.
– Извини.
– Я не наелся тобой.
– Еще наешься.
– А если ты больше не придешь?
– Приду. Можешь не сомневаться.
Он вздохнул.
– Ты не придешь. У тебя есть любимый мужчина. Зачем тебе я? Ты пришла ко мне из любопытства. Теперь ты его удовлетворила, зачем приходить еще раз?
– Ты не знаешь, зачем я пришла.
– Скажи.
– Ты не поймешь.
– Пойму. Я не тупой.
– Не поймешь.
Он улыбнулся и поманил ее пальцем.
– Тогда давай продолжим.
– О боже. Нет. Извини.
– При чем тут «боже»? – воскликнул он, продолжая широко улыбаться. – Я даже не кончил!
– Ничего страшного.
Ее лицо стало каменеть, стягиваться в дежурную женскую мину, теперь она не смотрела на него, стала поправлять волосы, полезла в сумочку, тихо осведомилась, где ванная комната, и ушла, прижимая к грудкам свои тряпки. На спине остался след его зубов. «Не побоялась, – подумал Кактус, – позволила себя укусить. А если жених увидит? Жестокая тетка. Может, она его разлюбила, разочаровалась? Мне, кстати, это не нужно. Мне надо, чтобы они были вместе. А я – рядом и чуть сверху...»
Подумал, одеваться или не одеваться, решил остаться голым. В ванной коротко прошумела вода, и спустя каких-нибудь пять минут она вышла, уже совсем чужая, почти официальная, спокойная, с подведенными губами.
– Проводишь?
– Хотя бы кофе выпей.
– Не хочу кофе.
– А чего ты хочешь?
– Сейчас – ничего.
– Ладно, – сказал он, вставая. – Понял. Надеюсь, я тебя ничем не обидел. Как у вас с Борисом? Помирились?
– Да, – ответила девчонка. – Он снял новую квартиру.
– То есть вы опять вместе?
– Разумеется.
– Я рад за вас.
Он довел ее до двери, голый вышел на лестничную клетку и заставил-таки ее опять захихикать.
– Иди уже, – интимно произнесла девчонка. – Не сходи с ума.
– Прощай, – сухо сказал он. – Я буду по тебе скучать.
Вернулся, вздохнул, закурил. В груди было тепло. Как всегда, очередная победа над хаосом сменилась горечью послевкусия. А что есть физическая близость, как не победа космоса над хаосом? Порядка над беспорядком? Правда и то, что порядок скучен, космос уныл и холоден, тогда как хаос забавен и сладок, он возбуждает. Ничто так не радует грубую душу людоеда, как погружение порядка в беспорядок, твердого – в мягкое и влажное.
88 
