Особенно,... 
84 
Она подавила усмешку, ответила:
– Я не курю.
– Согласись, Люда, в такой прекрасный день деньги должны поступать от мужчин к женщинам, а не наоборот.
– Послушай, Кирилл, я так не могу. Я не отстану, пока не отдам, сколько надо.
– А я, – он продолжал развлекаться, – специально буду тянуть и не брать, чтобы ты приставала. Мне нравится, когда ты ко мне пристаешь.
– О боже. Я серьезно.
– И я серьезно. Серьезней некуда. Но встретиться всегда готов. Только я сейчас в Москве не бываю. Приезжай ко мне, ага? Я буду рад. Честно. Могу прямо сейчас прислать машину.
– Прости, но мне... Может, все-таки где-нибудь на нейтральной территории?..
– Опа, – сказал он. – Ты боишься меня, что ли?
– О боже. Нет. С чего мне тебя бояться?
– Ты только что рычала, как тигрица. «Давай встретимся», «срочно», «закроем тему»... Я бы даже сказал, как юная пума! Когти выпустила, острые... А теперь боишься зайти в гости к старому приятелю.
– Ты не старый приятель.
– Послушай, девушка, мне сорок два года. По сравнению с тобой я старый. Приезжай. Я в меланхолии, сижу печальный и задумчивый, не хочу выходить из дома.
«Ну не гад ли? – подумала она. – Настоящий гад. Умеет тетке по ушам проехаться».
– Черт с тобой, – пробормотала. – Приеду. Завтра.
– Черт всегда со мной, – сказал Кирилл. – Спасибо тебе, Люда.
Она хотела нажать отбой, но не нажала, палец не дотянулся до кнопки, замер на полпути.
– Извини за любопытство, – постаралась, чтобы голос звучал нейтрально, вежливое любопытство, ничего особенного, – а по какому поводу у тебя меланхолия?
– Не знаю, – ответил он и тяжело вздохнул. – Надоели все. Никого видеть не хочу. И делать ничего не хочу. Жизнь – говно. Люди – уроды. Сплин, понимаешь? Как будто серая штора перед глазами опустилась.
– Весенняя депрессия, – подсказала Мила.
К ней вошла мама, открыла было рот, намереваясь задать какой-то вопрос, но дочь яростно замахала рукой, как махала, бывало, пятнадцать лет назад, в период многочасовых телефонных бесед с первыми воздыхателями; деликатная мама поспешно ретировалась. «Небось, решила, что я выясняю отношения с Борисом», – усмешливо подумала дочь и поймала себя на том, что мысль о Борисе промелькнула совершенно безболезненно. Неужели все-таки остываю, не люблю больше? Нет, не остываю, просто повзрослела; не переживай, Лю, ты умная и красивая, ты умеешь любить и сама любима. – Это у американцев – депрессия, – сказал Кирилл. – Для них это – болезнь, они ее лечат. А у русских это называется тоска. Полезное чувство. Очищает душу и всю природу человека. Приезжай. Не хочешь ко мне домой – пойдем в какое-нибудь место. В ресторан. Или в лес сходим, погуляем. Только там еще снег, сапоги надень, теплые...
Глава 16
Манда обетованная
Он осмотрел ее, одетую во все черное, досадливо покачал головой. – Мы вроде в лес собрались. Гостья улыбнулась. – И что? – В таких сапогах нельзя в лес. Только на подиум. – Успокойся, – развязно сказала девчонка, расстегивая пальто. – Не пойдем мы ни в какой лес. – А куда пойдем? – На кухню пойдем. – Тогда лучше в зал. На кухне анашой воняет. – Ты еще и наркоман?
– Конечно, – кротко согласился Кактус. – Я наркоман, алкоголик, маньяк и уголовник-рецидивист. Ничего не поделаешь. Кофе? Чай? Коньяк? Мартини?
– Мартини. И кофе.
Она села, сдвинув колени. В черном казалась еще изящнее и тоньше, но и старше. «Всё равно – девочка еще, – плотоядно подумал Кактус. – Не малолетка, не юная дура, а первоклассная породистая сучка, переживающая лучшие годы».
Положил перед ней свежий журнал, открытый на последних страницах, где с маленьких фотографий смотрели улыбающиеся лица фигурантов светской хроники. Ткнул мизинцем.
– Смотри. Это она.
Гостья сузила глаза и сделалась ошеломляюще красива.
– О боже. Это что, та самая? Твоя безумная пятнадцатилетняя любовь?
– Да. Я пойду наливать, а ты посмотри. Потом скажешь, как она тебе.
– Я и сейчас скажу, – пренебрежительно ответила Людмила. – Никак. Еще три года – и глаз вообще не будет, одни щеки. Девушка слишком хорошо кушает.
– Согласен, поправилась немного. Но всё равно хороша, скажи?
Когда он вернулся с подносом, журнал еще изучался. Досконально. «Пусть полистает, – подумал Кактус. – Это ее заведет».
– Тогда она была блондинкой, – сказал он.
84 
