128 
Проповедник опустился перед самоубийцей на колени, начал читать заупокойную. Сухо и по-деловому. Вильгельм, глядя на него, напомнил:
— Разве для самоубийц это разрешено?
Старый пеликан прервался и ответил:
— Бог всепрощающ. Он поймет, что страх от присутствия демона, от того, что она видела этой ночью, затуманил ей разум.
— Церковь так не считает. Самоубийца остается самоубийцей.
Проповедник упрямо нахмурился:
— А я верю в Его милость. Чудеса еще бывают на этом свете.
Раздался сипящий звук, словно из пробитых кузнечных мехов выходил воздух, и женщина, хрипя, села, обхватив свою шею руками. Старый пеликан с воплем отпрыгнул, врезавшись в Пугало. Повешенная между тем закашлялась, а потом зарыдала, размазывая по некрасивому белому лицу слезы.
— Вот оно, твое чудо. Оживление самоубийцы, — сказал я, положив руку на кинжал.
Все случившееся было очень странным. Львенок считал точно так же, поэтому сделал шаг влево, перегородив выход из амбара.
Женщина наконец заметила нас и сипло сказала:
— Не получилось. Я не могу убить себя. Помогите мне.
Вильгельм, хмурясь, осторожно уточнил:
— Помочь умереть?
Та кивнула:
— Да. Нужно это сделать как можно скорее.
— Я здесь точно ничем не смогу вам помочь.
— Вы не понимаете! — в отчаянии воскликнула она. — Это… это все из-за меня. Вся кровь в церкви, все смерти. Я должна умереть, иначе погибнут и другие!
Мы с Львенком переглянулись, и я задал единственный вопрос:
— Ты — темная душа?
Она вздрогнула:
— Как? Откуда вы знаете?!
— Мы — стражи. Тело не может умереть, если в нем темная сущность.
Я подумал о том, что, когда спас ее, даже не удосужился проверить, бьется ли сердце.
— Я не знала. Вы поможете мне?
В ее глазах была мольба.
— Очень странно. Темная душа, покинувшая узилище, ужаснулась тому, что произошло, и решила вернуться назад. — Проповедник смотрел на женщину в чепце с какой-то смесью отвращения и жалости.
— Он прав. — Львенок поддержал старого пеликана. — Ведь темные души не отличаются совестью.
— Я не темная! — отчаянно крикнула ему женщина. — Не была темной. Я попала в чистилище по ошибке. Но меня никто не желает слушать!
— По ошибке?! — воскликнул Проповедник. — На небесах не бывает ошибок!
— Тогда почему ты все еще здесь, светлый? — спросила она. — Отправляйся на небеса, и, надеюсь, тебе повезет больше, чем мне. У меня нет грехов, я крещеная, причащалась и любила Господа. Но там сочли, что такой, как я, надо вниз, а не вверх. И никто не стал слушать мои мольбы. Поэтому я сбежала! Я не могла там оставаться! Это несправедливо! Я хочу прийти к Господу, чтобы Он выслушал меня и все было правильно. По закону Его!
— А я хочу снова жить, — негромко ответил ей Проповедник. — Боюсь, ни моя, ни твоя мечта невыполнима.
Неудавшаяся самоубийца хотела что-то ответить, но лишь устало закрыла глаза и вновь осторожно потрогала свою шею. Было видно, что ей больно, холодно и страшно.
— Чье это тело? — спросил я.
— Одной женщины. Она умирала и позволила мне занять его. Я всего лишь искала правду. Если бы я только знала, к чему это приведет… — Она покачала головой. — Я бы приняла все те муки, пускай они и были несправедливы.
Похоже, она думала, что Цэкутул пришел за ней и из-за нее уничтожил столько людей.
— Тот, кто ищет правду и справедливость, сеет смерть так же часто, как тот, кто разжигает свою ненависть и удовлетворяет месть. — Проповедник был сегодня на редкость не похож на себя.
Секунду я не понимал, что случилось. В мире что-то изменилось. Я посмотрел на улицу и понял, что больше не слышу завывания ветра, снег перестал падать, а двор освещен жемчужным светом луны.
Метель успокоилась в одно мгновение.
Но порадоваться этому не пришлось. В центре двора стояла белая, точно выточенная из литавского алебастра, обнаженная женщина с мертвыми пепельными волосами и рваной раной на лице.
— А вот и гости, — буркнул Львенок, а Проповедник, увидевший демона, тихо выругался.
Беглянка же, напротив, смотрела на адского стража спокойно и без страха.
Только что наложница дьявола была возле колодца, и вот уже она у входа в сарай, одним кратким шагом преодолев расстояние почти в двадцать пять ярдов.
— Еще не рассвет. — Вильгельм недружелюбно поприветствовал гостью, положив руку на пистолет, заряженный солью и перцем.
128 
