134 
Сергей Петрович споткнулся — задел мыском обломок железной арматуры, загнутой с одного конца крюком. Подхватил в свободную руку — тяжеловата, но, может, пригодится.
Когда подбежали к школе, музей, стоявший на другом конце школьного двора пылал широким большим костром. Волшебно-красивым — все оттенки оранжевого, рыжего лились, сливались, разрывались и соединялись вновь. Ровно, глубоко гудело пламя. Физкультурник лил в огонь воду, держа шланг, тянущийся из окна школы. Тут же суетились с ведрами мужики и ребята, его, его ребята — Сергей Петрович заметил и Гришу Мешкова, и Рому Колюхина, и Славика, и Витьку, и Костяна, Тому с косичками, как быстро все собрались! «Только б не перекинулось на школу. Хорошо, ветра нет…» — слышалось отовсюду. Задохин тоже был здесь, с зверским выражением лица держал перед собой огнетушитель, жал на ручку, из сопла била белая пена, но подойти совсем близко было уже невозможно, и струя едва долетала до огня, чуть только мешая пламени охватить крыльцо избы. Но кому оно нужно было, это крыльцо? Чердачное окно выбрасывало клубы черного дыма, в прямоугльниках окон с наличниками плясало пламя. Леденечный оранжевый домик.
Из школы выскочил Сашка Ахметьев, с ведром, рванул к огню. Стой! — закричал Сергей Петрович, бросился наперерез, вырвал ведро, окатил себя с головы до ног, вскрикнул, встряхнулся, подхватил свою железную балку, кинулся к музею. Вот здесь, у левого окошка, с самого края стоял Христос в темнице, и здесь еще не так горело, железкой из лопнувшего уже окна его цепануть и вынуть! Но не успел он даже приблизиться к дому — жутким, душным, смертным жаром дохнуло в лицо, шею, мгновенно высушив мокрые волосы, капли на лбу. Все равно двинулся вперед, если надо и смерть… Но сейчас же чьи-то мощные руки схватили, властно, грубо и страшно недобро, зло потащили прочь: куда, старик! Жить надоело?
Незнакомый парень в каске буквально нес его, легонького, на руках, подальше от огня, неожиданно аккуратно усадил на крыльцо школы, крикнул кому-то: «Умойте тут деда!» И пошел к пожару. Пожарные. Слава Богу, приехали. Как же он не слышал сирены? Но у школы действительно стояла красная машина, следом подъехала и другая, беззвучно, хотя и с синей, праздничной мигалкой. Сергей Петрович поднялся, зашагал, шатаясь, в сторону, в темноту. Стал, прислонясь спиной к им же посаженной когда-то на субботнике липе, говорил неслышимое, шевеля губами, глядя и не видя, как выскакивают пожарные, как быстро тянут от машин рукава, пышно бьет в леденцовые окна пена. Неожиданно затрещала и провалилась крыша, и из середины дома сейчас же повалил черный, ядовитый дым.
Через час все было кончено. Огонь погасили, пожарные машины уехали, все, кто толпился во дворе, разошлись и договорились снова собраться утром. Сергей Петрович с двумя самыми стойкими ребятами, Васей и его младшим братом Костиком, все ходил вокруг дышащего жаром пепелища. Ребята подбирали то монетку, то утюжок чугунный, то обгоревшую давилку косточек из вишен, которые как-то оказались снаружи. Явился из школы и Задохин, взялся им помогать, но, почувствовав, что его помощи не рады, ушел тоже, правда, не домой, а снова к себе в кабинет. Окно его так и светилось. Когда совсем рассвело и небо порозовело, Сергей Петрович все-таки заставил ребят пойти отдохнуть и побрел домой сам. Решили встретиться через несколько часов, когда все хоть немного остынет и можно будет начать полноценные раскопки.
Всю неделю они работали на пожарище — от Христа в темнице и следа не осталось, от Николая только обугленная рука, почти все бумажное, деревянное погибло, оловянное, серебряное, медное расплавилось. Но случилось и чудо. Владимирская уцелела. Металлический оклад оплавился, но сама икона не сгорела, только почернела так, что видны остались одни глаза Богородицы.
Они положили ее на расстеленный во дворе брезент, отдельно, стали работать дальше, к вечеру Сергей Петрович подошел оглядеть обретенные сокровища и вдруг заметил: уже не только глаза Божьей Матери, но и весь лик ее проступил сквозь копоть, икона посветлела, сама. Никто не подходил к ней, он это знал, видел. Да и не отчистить бы так, если и захочешь. Они перенесли ее в школу, к Ивану Валерьевичу — на следующий деньна черной доске проявились руки и Младенец, виднее стали и клейма, а еще через два дня об огне, в котором побывала Богородица, напоминал только черный оплавленный оклад.
Задохин засуетился. Чудо ведь это, Сергей Петрович! Господи, чудо настоящее. Мало того, что уцелела, так ведь и обновилась! Слава Тебе… — повторял Иван Валерьевич как заведенный, быстро и с облегчением крестясь, точно найдя оправдание случившемуся. Все дни после пожара он ходил сам не свой, на Сергея Петровича старался не глядеть, только качал головой и шумно вздыхал, раздражая Голубева страшно.
134 
