Рот бежит змейкой в левую сторону и вниз, подергивается, дрожит, веки, укушенные развратной жизнью, бухнут, глаза узятся в два злобных месяца, в две буковки С — от слова «старый», сватья баба бабариха эпохи Сун.
В страхе, захлестывающем и комкающем внутренности (сколько же их! желудок, почки, кишки, печень, селезенка — бултыхающийся субпродукт в мутном пакетике тела), Тетя бежала в ванную, запиралась, жадно глядела в зеркало: нет, все на месте. Рот, нос, глаза, хотя да, действительно слегка припухшие веки, но до китайца еще далеко. И все-таки с временного жилища вот-вот должно было сорвать соломенную крышу, стены карточного домика должны были рухнуть вот-вот — она затаилась и ждала, чутко вслушивалась, только бы не пропустить шелеста надвигающегося ветра и вовремя выскочить прочь.
Глава двенадцатая
Их предпоследнее свидание состоялось у Ланина. Только час они вырвали у жизни, но его хватило, хватило вполне.
Ланин вышел на кухню, поискать что-нибудь попить. Тетя попала к нему в дом впервые и жадно разглядывала залитую солнцем комнату: на запыленных книжных полках теснились статуэтки, фигурки, тролли, рыцари, девушки в белых фартучках, драконы, вазочки, несколько пепельниц, подставки для ручек, картинки, открытки, маленький не работающий фонтан — склад сувенирного хлама. Жалел выбросить? На рабочем столе, тоже заваленном — книгами, бумагами, ручками, — с краю приютился лэптоп, на нем, закрытом, лежала книжечка — совсем маленькая, в голубой обложке с замятым уголком. На обложке примостилась тисненная черным нахохлившаяся птичка. Екатерина Витковская. «Лишних нет», — прочитала Тетя.
Она открыла первое стихотворение: «Неслышно ветер бродит в кронах…»
Что это?… могучих сосен за окном… Она знала эти стихи. Знала наизусть. Можно было не читать дальше, перевернула страничку: В теплом свете окон длинных домов мы из листьев и сена построили дом… Эти тоже были ей хорошо знакомы.
Взглянула дальше: За невысоким домом шум проспекта[4] …
Не может быть. Ланин издает стихи под псевдонимом? Да еще каким-то женским!
Тетя взглянула на форзац: Ленинград, 1986.
Невероятно.
Значит, он написал это почти двадцать лет назад? И теперь вынимал по очереди, к случаю, из кармана и отправлял ей?
Миш уже входил в комнату — нес на подносе рюмки, маленькую коньячную бутылку, коробку сока, крупно нарезанный сыр, рокотал шутливое, коньяк полыхнул янтарем.
Тетя обернулась, заслонила собой стол, спрятала руку с жгущей книжкой за спину. Быстро сунула ее сзади под блузку, под широкую резинку юбки. Ни в коем случае не выяснять, не объяснять! Ланин не заметил ее судорог, опустил поднос на тумбу возле кровати, разлил по рюмкам коньяк.
Так что внимательно она все прочитала уже дома. Большая часть стихотворений и в самом деле была хорошо ей знакома, она читала их в мобильном — хотя в ланинских вариантах женский пол был аккуратно заменен на мужской, незаметно, умело — переводчик! Тем не менее почти все стихи, которые он отправлял ей и которые заставляли ее трепетать, смеяться, обливаться слезами и даже самой (и-ди-от-ка) отвечать на них в рифму, стихи, которые она давно помнила наизусть и из одного суеверного страха — не дай бог забыть! — заносила в тайный файл, хранившийся на рабочем компьютере, подальше от Коли, все эти стихи принадлежали Екатерине Георгиевне Витковской. Как убедилась Тетя, несколько часов проблуждав в сети, это была совершенно реальная женщина, жительница Петербурга, синолог — в прошлом выпускница Ленинградского университета, но, как было указано в ее резюме, до Питера два года она проучилась и в московском Институте стран Азии и Африки.
Сейчас Екатерина Георгиевна Витковская работала в Эрмитаже — с маленькой, какой-то внутриэрмитажной и не увеличивающейся фотографии глядело худое, остроносое лицо музейщицы со стажем. Старший научный сотрудник Е.Г. Витковская составила несколько каталогов, написала с десяток мелких научных статей, но до сих пор, как видно, баловалась и рифмоплетством, даже с недавних пор выкладывала свои стихи в сети — на сайт самостийных стихотворцев. Несколько ранних стихотворений, опубликованных в книжечке, Тетя там обнаружила тоже, но в основном в сети висели новые, недавние, переполненные культурными ассоциациями и проч. Все они показались Тете гораздо бледнее прежних.