ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Мода на невинность

Изумительно, волнительно, волшебно! Нет слов, одни эмоции. >>>>>

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>




  116  

Тетя сидела на своем любимом диване, Тишка в кресле напротив, времени оставалось уже немного. Тане нужно было успеть на последнюю электричку, ночью оставлять маму с детьми она все-таки не решилась. Вдруг Тишка вскочила.

— Не может быть. Слышишь? — кивнула она в сторону уже подернутого прозрачным сумраком окна.

Тетя вслушалась, на улице пела какая-то очень знакомая птичка.

— Кто это?

— Соловей! — засмеялась Тишка. — На улице Вавилова, под звон трамваев!

— Может, из Битцевского прилетел? Или из Нескучного?

— Романтично-то как, — быстро глянула Тишка на Тетю.

И сейчас же, без перехода выпалила:

— Ну и как твоя личная жизнь?

— Прекрасно! — сейчас же отвечала Тетя, глядя на тут же слегка нахохлившуюся Тишку. Поднялась с дивана, распахнула окно пошире, ей показалось, в комнате стало душно. Соловей все пел, разошелся, из окна повеяло вечерней прохладой и сладким запахом цветущего тополя.

— Совсем как в Кокошкино. И пахнет так хорошо, — сказала Тишка. — Знаю этот запах, он у меня с детством ассоциируется. Во дворе нашем тоже росли тополя, да мы ведь и жили тут неподалеку, на Ломоносовском, в восьмиэтажном кирпичном доме буквой П. Идешь по двору, наступаешь на этих червячков пахучих и понимаешь: скоро листья распустятся, сирень зацветет, лето уже близко. И так свободно от этого дышится.

— Вот видишь, физика и лирика так тесно переплетены, — улыбнулась Тетя. — Жаль только, этот лирический кокон, кокон мифов вокруг физики, слишком уж густ. Но Тишка! — Времени у нас мало, так что перейду сразу к делу, — говорила Тетя, бросаясь с места в карьер. — Это всего лишь близость. Способ сказать друг другу — ты мне нравишься, ты хорошая, и ты хороший. Зачем усложнять? Это просто еще одна возможность, данная Богом, — уточнила Тетя, — говорить друг с другом. Блуд, — какое разнузданное, пляшущее в ладонях слово…

— Слушай! — взвилась, перебивая, Тишка. — Ты сейчас стихами уже заговоришь! Ты знаешь, как я люблю тебя, и я, я первая желаю тебе счастья. И все же мне кажется, вот такие представления о любви, как об исключительной радости, яркости, близости и как… как… о форме… — Тишка не могла подобрать слово.

— Форме понимания, — подсказала Тетя.

— Хорошо, — кивнула Тишка, но не повторила. — Но я про яркость скорее. Так вот все это плод нашего дурного воспитания. Нам просто не объяснили вовремя, что такое любовь.

— Не объяснили?

— Да, что такое настоящая любовь. У нас, — Тишка дернула ртом, — царит Культ Сильного Чувства! Вот — абсолютная ценность, вот — божество, которому нужно принести на алтарь, — она задумалась на мгновение и тут же тряхнула головой, — да вот просто что угодно… Мужа, жену? Разумеется! Как можно сравнивать — там Великое, а тут… постылый! Или постылая, унылая. Выпитая до дна. Но так и не понявшая меня, — Тишка слегка стукнула кулаком в грудь. — Поэтому и на жену, с который ты прожил сколько лет, наплевать. И на детей, обреченных разорваться напополам, жить на два дома, постоянно выбирая между папой и мамой. Тут, конечно, в связи с детьми, сожалений обычно больше, но и они лишь несколько усложняют решение, а не отменяют его. Дети, что ж, дети меня поймут, — изобразила Тишка кого-то, и Тетя подумала: похоже, изумленно отметив про себя, что хотя все, что говорит Тишка — верно, ей отчего-то скучно ее слушать.

— Люди точно с ума сходят, — продолжала Тишка, — ничто не важно, никакие соображения, все в топку, в жертвенный костер, на котором, обрати внимание, горят-то живые люди…

— Подожди, подожди, — повысила голос Тетя, — во-первых, я, между прочим, не собираюсь разводиться. Во-вторых, это великое и сильное, как ты говоришь, чувство как раз и открывает ценность другого человека. Мужа не полюбила так, как следовало, так хоть тут научаешься любить правильно, жертвенно, становишься зрячим. Великое и прекрасное чувство, — усмехнулась Тетя, — и открывает в другом его красоту. Любя, я перестаю видеть видимое — и вижу, каким он должен был стать, и ребенка в нем, душу его детскую вижу…

— Цветаева, — припечатала Тишка. — Это Цветаева говорила — тоже певица чувств. Любить человека — это видеть его таким, каким его задумал Бог. Не любить — видеть его таким, каким его осуществили родители. Ну, а разлюбить — видеть вместо него: стол, стул. Я согласна отчасти, но вот ты увидела другого, раскрыла замысел, но дальше-то что начинается?

  116