61 
Я на рыжую злобно так посмотрел – а она также на меня, вздохнул и отвернулся. М-да уж. Видно, как говорил сержант Баширов, кысмет тебе такой, Малахов. Судьба то есть.
– Ладно, – говорю. – Все равно до полудня времени еще хоть отбавляй, так что обернуться должен успеть. Разрешите приступать?
Аулей кивнул.
– Если тебе, Сегей, что-нибудь все же понадобится…
– Понадобится – достану, – говорю. – Не-рядовая Карален – за мной!
Повернулся и вышел.
Рыжая следом вылетела. Причем от возмущения ее прямо-таки распирало всю, даже личико не просто круглое сделалось, как бывало, а овальное в ширину.
– Ты… Ты…
Я на всякий случай к зубцу прислонился – а то ведь, думаю, так и вниз улететь можно.
– Как ты мог?!
– Как я мог – что? – спрашиваю.
– Что?! Как ты мог так поступить со мной?! Ты…
– Отста-авить!
– И не подумаю. Ты – ничтожный предатель, и если ты думаешь…
Ну вот, думаю, опять пошли девичьи обиды. И что прикажете делать, а, товарищ капитан? Воспитывать? Так ведь у нас тут, насколько я понимаю, не детсад и даже не Артек. Тут как бы даже и война, на которой, случается, убивают. И вот в такие раскрытые настежь варежки запросто можно схлопотать пулю или, применительно к местным условиям, стрелу из очень автоматической рогатки. Как говорил старшина Раткевич: «Если хочешь есть варенье – не лови зевалом мух!»
– Ты вообще слышишь, что я тебе говорю?!
– Очень даже внимательно, – отзываюсь. Прокачал обстановку в голове – нет, думаю, придется все-таки кое-чего разъяснить.
– А ну, – говорю, – повернись-ка.
Рыжая осеклась и настороженно так на меня уставилась.
– Это еще, – спрашивает, – зачем?
– Затем, чтобы спросила. Команды, к вашему, нерядовая Карален, сведению, не обсуждаются, а выполняются. Вы-полнять!
Повернулась. Я от зубца отклеился, покосился вниз, во двор – прямо под нами крыша конюшни, соломой крытая, так что даже если свалится, ничего страшного – размахнулся и ка-ак врезал ей леща. После чего развернулся и так рванул, что звук визга меня догнал только у входа в башню.
Только успел дверь захлопнуть и ногой в стену упереться – бу-ух, – чуть не улетел вместе с дверью! Ничего себе, думаю, это ж не девчонка, а прямо бетонобойный. Таким молодецким пинком дот из земли выворотить можно.
– Ма-алахов! – Бух. – Я не знаю, что я с тобой сделаю! – бух.
– Вот когда придумаешь, – кричу, – тогда и приходи.
– Тварь! – Бух. – Орочья отрыжка! Темнобес!
– Как-как? – кричу. – Это уже что-то новое. Мракобесом меня еще никто не именовал.
– Дерьмо.
Дерьмом она меня уже потише назвала. Ну, думаю, вроде успокоилась. Убрал ногу, прислушался – ничего, только приоткрыл чуть дверь – а она в эту щель ка-ак влетела!
Черт, это уже даже не рыжий вихрь был, а рыжий тяжелый танк! На полном ходу!
Спасло нас обоих только то, что лестница в башне хоть крутая, но довольно узкая. Поэтому я сначала спиной об стенку приложился и только потом – о ступеньки. Съехали мы на полпролета вниз и замерли в неустойчивом равновесии – я сверху, Кара где-то подо мной, темно, как у… танке, одна рука в следующую ступеньку упирается, вторая во что-то мягкое, ноги вообще неизвестно где, но сильно похоже на то, что над головой, и болит все, что только может, плюс то, что вообще болеть не имеет права за отсутствием в нем нервов.
– Сергей?
– Что?
– Ты жив?
– Нет, убит. Погиб смертью героя. После чего пропал без вести.
Рыжая подо мной тихонько прыснула.
– Малахов.
– Ну?
– Ты не мог бы убрать руку с… с меня? И вообще, не мог бы ты убраться с меня весь?
– Если я это сделаю, – шепчу, – то мы оба покатимся дальше вниз. А до низа, между прочим, еще далеко.
– Что? – фыркает Кара. – Так и будем лежать?
– Есть идеи получше? – спрашиваю. – Нет? Тогда молчи.
А сам лихорадочно соображаю. Положение у нас действительно, как говорил лейтенант Светлов, пикантное, как соус. И, главное, ничего нельзя сделать, потому что ничего не видно. Нулевая видимость.
Черт, думаю, а почему, собственно? Был же факел, когда я вбежал. Прямо передо мной висел.
Вот то-то и оно, соображаю, что передо мной. Похоже, мы его во время полета дружно снесли, а он, зараза, возьми, да и погасни. И что теперь прикажете делать, а, товарищ… Кто-нибудь? Ждать, пока глаза к темноте привыкнут?
– Малахов.
– Ну?
– Ты возьмешь меня с собой?
– К черту на рога я тебя возьму, – бормочу, – с превеликим удовольствием. В одну сторону. Или к Бабе-яге в гости, в порядке ленд-лиза. Она мне – скатерть самобранку и меч-кладенец, а я ей – тебя.
61 
