42 
– Это для вас, - просто сказал он.
– Спасибо, - поблагодарила Софи, не сводя взгляда с маленького камина.
Ей было страшно оставаться с ним в одной комнате. И не потому, что она боялась, что он станет с ней заигрывать: такой джентльмен, как Бенедикт, не будет приставать к женщине, с которой едва знаком. Опасность крылась в ней самой. Она боялась, что, пробыв в его обществе слишком много времени, она влюбится в него без памяти и сердце ее будет разбито.
В течение нескольких минут Софи хлопотала у камина, пока не убедилась, что огонь хорошо разгорелся.
– Ну вот, - удовлетворенно произнесла она, потом встала, потянулась и обернулась. - Нужно только… О Господи! Лицо Бенедикта было пепельно-серым.
– Что с вами? - спросила она, бросаясь к нему.
– Что-то неважно себя чувствую, - невнятно проговорил он, всем телом опершись о прикроватный столбик. Он был похож на пьяного, однако Софи провела в его обществе уже по меньшей мере два часа и знала, что он совершенно трезв.
– Вам нужно лечь в постель, - сказала она и пошатнулась, когда он вместо прикроватного столбика облокотился о нее.
– С вами? - усмехнулся Бенедикт.
– По-моему, у вас жар, - заявила Софи, отшатнувшись от него.
Бенедикт протянул руку ко лбу, но промахнулся и стукнул рукой по носу.
– Ой! - вскрикнул он.
Софи поморщилась, словно он стукнул не себя, а ее.
Наконец рука Бенедикта добралась до лба.
– Гм-м… Может быть, и в самом деле немного поднялась температура.
Протянув руку, Софи коснулась его лба, отдавая себе отчет в том, что поступает слишком фамильярно, однако сейчас, когда речь шла о здоровье человека, ей было не до таких мелочей. Лоб оказался не слишком горячим, но и холодным тоже не был.
– Вы должны снять с себя мокрую одежду, - сказала она. - И немедленно.
Бенедикт с удивлением оглядел себя. Похоже, он уже забыл, что совсем недавно побывал под дождем.
– Да, - задумчиво пробормотал он. - Вы правы.
Он принялся расстегивать пуговицы на рубашке, однако руки не слушались. Наконец, отчаявшись, он пожал плечами и беспомощно пробормотал:
– Не могу.
– О Господи! Подождите, сейчас я вам помогу.
Софи протянула было руки, чтобы расстегнуть пуговицы, и отдернула их. Выждав несколько секунд, она стиснула зубы и, стараясь не смотреть на видневшуюся голую грудь, принялась ловко раздевать Бенедикта.
– Сейчас, сейчас, - бормотала она. - Уже скоро. Бенедикт ничего не ответил, и Софи повернулась к нему лицом. Глаза его были закрыты, и он стоял, слегка покачиваясь. Такое впечатление, будто он спал стоя.
– Мистер Бриджертон, - тихонько позвала Софи. - Мистер Бриджертон!
Он резко вскинул голову.
– Что? Что?
– Вы заснули.
Он недоуменно захлопал глазами.
– Ну и что с того?
– Вы не должны спать в мокрой одежде.
Бенедикт глянул вниз.
– А почему у меня расстегнута рубашка?
Не отвечая, Софи подтолкнула его к кровати.
– Сядьте, - приказала она.
Должно быть, голос ее прозвучал строго, потому что Бенедикт послушно сел.
– У вас есть какая-нибудь сухая одежда, во что можно было бы вас переодеть? - спросила она.
Бенедикт передернул плечами, и рубашка упала на кровать.
– Никогда не сплю в одежде.
Софи почувствовала, что у нее перехватило дыхание.
– Думаю, сегодня вам придется это сделать… О Господи, что вы делаете?
Он взглянул на нее так, словно она спросила невероятную глупость.
– Снимаю брюки.
– Может быть, вы по крайней мере дождетесь, пока я отвернусь?
Он уставился на нее.
Она тоже смотрела ему прямо в глаза.
Прошло несколько томительных секунд.
– Ну? - наконец подал голос Бенедикт.
– Что "ну"?
– Вы собираетесь отворачиваться или нет?
Софи ойкнула и поспешно отвернулась.
Устало покачав головой, Бенедикт принялся стаскивать чулки. И откуда в горничной такая стыдливость? Ведь даже если она девица - а судя по ее поведению, Бенедикт не сомневался, что так оно и есть, - ей наверняка доводилось видеть голого мужчину. Горничные вечно врываются в комнату без стука со всякими полотенцами, простынями и прочими домашними принадлежностями. Так что быть такого не может, чтобы она хоть раз случайно на него не наткнулась.
Он принялся стаскивать с себя брюки, что оказалось нелегко: они были все еще мокрые и не желали сниматься. Когда Бенедикт наконец справился с ними и остался совершенно голым, он взглянул на Софи. Она стояла к нему спиной, руки по швам.
42 
