Особенно,... 
116 
– И застежки с моих туфель! - не слушая, продолжала Араминта.
Софи удрученно замолчала.
– Ха! Вот видите! - Араминта обвела победоносным взглядом собравшихся. - Явное признание вины.
– Но ведь она ваша падчерица, - проговорил Бенедикт. - Как же вы могли поставить ее в такое положение, что она вынуждена была красть?!
Лицо Араминты исказилось от гнева и пошло красными пятнами.
– Не смейте называть ее моей падчерицей! - прошипела она. - Она мне никто! Никто!
– Прошу меня простить, - раздался спокойный голос леди Бриджертон, - но если она и в самом деле для вас никто, почему вы явились сюда, в эту зловонную тюрьму?
Ответить Араминта, по счастью для себя, не успела: прибыл судья, а за ним мрачный тюремный надзиратель, у которого под глазом расплывался огромный синяк.
Поскольку надзиратель, препроводив ее в камеру, воспользовался удобным случаем и похлопал по попке, понимая, что девушка абсолютно беззащитна, Софи не смогла сдержать сейчас злорадной улыбки.
– Что здесь происходит? - спросил судья.
– Эта женщина, - громко проговорил Бенедикт, - обвинила мою невесту в воровстве.
Невесту?!
Софи едва сдержалась, чтобы рот не раскрыть от изумления, и изо всех сил вцепилась в тюремную решетку, чувствуя, что, если отпустит руки, рухнет на пол.
– Невесту?! - ахнула Араминта. Судья выпрямился.
– А как ваша фамилия, сэр?
Скрестив руки на груди, Бенедикт назвал себя. Судья побледнел.
– Простите, виконт, случайно, вам не родственник?
– Он мой брат.
– А она… - запнувшись, он указал на Софи, - ваша невеста?
Софи подумала, что сейчас раздастся голос с небес и обвинит Бенедикта во лжи, но, к ее удивлению, ничего подобного не произошло. Леди Бриджертон кивнула в подтверждение слов сына.
– Вы не можете на ней жениться! - не выдержала Араминта.
Бенедикт повернулся к матери.
– Я должен просить разрешения леди Пенвуд?
– Насколько я знаю, нет, - ответила леди Бриджертон.
– Но она просто шлюха! - завопила Араминта. - Ее мать была шлюхой, а яблочко от яблони недалеко…
Бенедикт схватил ее за горло, не дав договорить.
– Еще одно слово - и я вас ударю, - предупредил он. Судья постучал Бенедикта по плечу.
– Простите, но вам лучше отпустить ее.
– Может быть, надеть на нее намордник?
На секунду задумавшись, судья покачал головой.
Бенедикт с видимой неохотой отпустил Араминту.
– Если вы на ней женитесь, - заявила та, потирая шею, - я расскажу всем, кто она такая: незаконнорожденная дочь графа, прижитая им от шлюхи.
Судья повернулся к Араминте. На лице его застыло суровое выражение.
– Полагаю, подобные выражения здесь неуместны!
– Уверяю вас, я и сама не привыкла так выражаться, - ответила Араминта, презрительно фыркнув, - однако сложившиеся обстоятельства вынуждают.
Софи взглянула на Бенедикта и замерла от испуга: он то сжимал, то разжимал кулаки, и вид у него был весьма угрожающий. Он явно считал, что данные обстоятельства требуют применения крепких кулаков.
Судья откашлялся и проговорил:
– Вы обвиняете ее в серьезном преступлении. А она невеста мистера Бриджертона.
– А я - графиня Пенвуд! - взвизгнула Араминта. - Графиня!
Судья обвел собравшихся оценивающим взглядом. Араминта одна, а Бриджертонов двое, и один из них сердитый мужчина, который уже успел подбить глаз надзирателю.
– Она меня обокрала!
– Это вы обокрали ее! - возразил Бенедикт. Воцарилась полная тишина. - Вы украли у нее детство! - бросил Бенедикт, вне себя от ярости.
Он практически ничего не знал о жизни Софи, но чувствовал, что эта мерзкая особа леди Пенвуд причинила ей немало боли. Да и этот безвременно умерший папаша тоже, похоже, внес свою лепту.
Повернувшись к судье, Бенедикт пояснил:
– Моя невеста - незаконнорожденная дочь покойного графа Пенвуда. Именно поэтому вдовствующая графиня ложно обвинила ее в воровстве. Из мести и ненависти.
Судья перевел взгляд с Бенедикта на Араминту и, наконец, на Софи.
– Это правда? - спросил он ее. - Вас и в самом деле ложно обвинили?
– Она украла застежки от туфель! - завизжала Араминта. - Клянусь памятью своего покойного мужа, она их украла!
– Ради Бога, мама, не кричи. Это я взяла твои застежки.
Софи открыла рот от изумления:
– Пози?!
Бенедикт взглянул на вновь прибывшую, невысокого роста пухленькую особу, явно приходившуюся Араминте дочерью, потом снова на Софи, которая побледнела как полотно.
116 
