30 
В спальне Аллегры кроме широкой дубовой кровати и шкафа больше не было мебели. Единственным украшением служили белые тюлевые занавески.
Аллегра открыла окно и глубоко вдохнула свежий, пропитанный ароматом хвои, воздух. Где-то далеко в горах одиноко заблеяла овечка.
Слова Стефано, произнесенные утром, снова зазвучали в ее ушах. Ты хочешь поговорить о чувствах? А что ты скажешь насчет своих чувств?
Да, у нее были чувства, как ни хотелось это отрицать. Легче было не думать о них. И ничего не чувствовать.
Ведь она по-прежнему девочка, желающая верить, молить о любви.
Аллегра закрыла глаза. Ни она, ни он не изменились с тех пор.
По крайней мере настолько, насколько бы они хотели.
— Мне хочется тебе кое-что показать, — сказал Стефано. Он стоял в дверях, прислонившись плечом к косяку.
Аллегра, взглянув на открывавшуюся из окон панораму, раскинула руки.
— Что же еще ты мне можешь показать?
Стефано тихо рассмеялся.
— Тебе нравится этот вид?
— Да, — просто ответила Аллегра.
— Пойдем со мной.
Он подошел к ней сзади настолько близко, что Аллегра почувствовала его дыхание. Она еле удержалась от того, чтобы не прильнуть к нему. Очень смешное желание, сказала она себе, такое же смешное, как ожидание чуда.
Она ощущала, как в пространстве между нею и Стефано возникает некое напряжение. Оно наполнено их мыслями, воспоминаниями, чувствами.
— Хорошо, — сказала она и повернулась к нему.
Стефано спустился вместе с ней по лестнице и привел ее в другую спальню, в южной части виллы.
— Вот, — он открыл дверь и пропустил Аллегру вперед. Она с удивлением огляделась вокруг.
Это была не спальня, а мастерская. Окна в ней выходили на две стороны, и она была наполнена чистым ярким светом. В мастерской было все, что нужно для работы с Лючио: бумага, краски, мелки, кисточки, карандаши, фломастеры… Возле мольберта, залитого солнечным светом, стоял табурет, а в углу — удобный стул.
Аллегра медленно прошлась по комнате. Как замечательно, что Стефано купил все это для нее и Лючио! И вдруг горькая мысль кольнула ее сердце: даже самые лучшие принадлежности для рисования не смогут заставить Лючио заговорить. Это единственное, что не может купить Стефано.
А тот с удовлетворением оглядел мастерскую.
— Ты довольна? Всего хватает?
Взглянув на него и на комнату, которую он так заботливо обставил, Аллегра почувствовала, что сердце ее сжалось.
— Стефано, это потрясающе. — Она привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку. — Спасибо тебе.
Глаза его удивленно блеснули.
— Пожалуйста.
Они стояли так секунду, и Аллегра почувствовала, что ее тело сладко заныло, и ей захотелось оказаться в его объятиях.
Но он не сделал этого шага, не прикоснулся к ней. Стефано смотрел на нее сверху вниз, изогнув губы в улыбке, но глаза его оставались холодными.
Аллегра улыбнулась в ответ и отступила назад.
— Я оставлю тебя здесь, — сказал Стефано, направляясь к двери. — Тебе надо приготовиться к работе с Лючио. Ужин у нас в семь часов.
В оставшееся время Аллегра изучала историю болезни мальчика. По словам Бьянки, Лючио находился на вилле, когда погиб Энцо. Когда мать рассказала ему о несчастье, мальчик очень расстроился, стал горевать, но это была нормальная реакция. Однако постепенно Лючио стал отдаляться от людей — вербально, физически, эмоционально.
А когда до него пытались достучаться, он приходил в волнение, бессвязно кричал и бился головой о стену, либо об пол.
Бьянка была вынуждена забрать его из детского сада, и вскоре с ним стало невозможно ходить на улицу, в церковь или магазин.
Погруженная в свои мысли, Аллегра смотрела в окно — на заходящее солнце, уже касавшееся горных вершин. Сумерки окутывали комнату, бросая на пол тени. Она рассеянно переставляла на столе новенькие кисточки, нераспакованные краски и фломастеры.
Ее охватила тревога. А что, если она не сможет помочь мальчику? Если он на самом деле страдает аутизмом?
А что, если, спросил ее тихий внутренний голосок, она приехала сюда из-за личного интереса? И что это за интерес?
Снова увидеть Стефано.
Аллегра покачала головой. Нет. Конечно, нет.
И все же она не могла отрицать того, что он пробудил в ней нечто, как ей казалось, давно умершее.
Далеко в горах раздался одинокий вой волка. Уже почти стемнело, и Аллегра поняла, что незаметно наступил вечер.
30 
