Алекс шагнула к выходу. Бережно обнимая ее за талию, Мурад повел Алекс прочь. Она решилась обернуться — один, последний раз.
Его взгляд сверкал гневом и презрением. Он и не подумал попрощаться.
Блэкуэлл смотрел, как Александра идет к выходу, стараясь не потревожить спавших узников. Напряжение, сковавшее его тело, было мучительным до боли.
Услышав позади себя чьи-то шаги, он обернулся. На пороге стоял Куисанд.
— Ну и ну! — негромко воскликнул тот. — Что же вы не сказали, что знакомы с этой дамой, капитан?
— Вы ошибаетесь.
Пьер Куисанд смотрел на него с недоверием.
Ксавье повернулся к нему. Александра скрылась в коридоре. На душе у него было тяжело, Блэкуэллу казалось, что сейчас он потерял что-то очень дорогое, очень важное.
— Она уверяет, что Джебаль — ее муж только на словах, — пробормотал он. — Конечно, я ни на миг не поверил, что это правда.
— А это действительно правда.
— Что? — удивился Ксавье.
— Этот брак давно уже стал притчей во языцех в нашем дворце, капитан, — улыбнулся писарь. — И над Джебалем потешаются все, кому не лень. А бедный паша ждет не дождется внука.
— У принца нет наследника?
— Нет. Его первая жена, Зу, нарожала одних девчонок.
— Но есть еще что-то, не так ли? — пытливо заглянул в темные глаза француза Блэкуэлл. — Вы чего-то не договариваете?
— Да.
— Прошу вас, продолжайте, — непослушными от волнения губами промолвил Ксавье.
— По Триполи ходят разные слухи про ее первого мужа.
— Не понимаю! — Хотя в душе у него уже проснулось мрачное предчувствие.
— Дело в том, что в Гибралтаре слыхом не слыхивали про дипломата по фамилии Торнтон!
Ксавье весь напрягся. Еще одна ложь!
— А кроме того, никто не знает, какое судно привезло ее в Триполи. Но это… — тут Пьер сверкнул белозубой улыбкой, — мало кого здесь волнует.
Догадка пронзила его, словно молния. Все ясно. Она шпионка. А Куисанд добавил, словно прочитав его мысли:
— Да, капитан, не вызывает сомнений, что это шпионка, подосланная сюда не ранее прошлого года. Правда, остается еще один вопрос. Кто ее послал?
Глава 20
— Кажется, я вот-вот его возненавижу, — хрипло прошептала Алекс, выйдя из ворот тюрьмы. — Это ни на что не похоже! Какого черта он не хочет мне верить?! Он даже не попытался мне поверить!
— Алекс, но ведь ты жена Джебаля, хуже того, ты еще и американка. Ты хоть представляешь, как это должно выглядеть в его глазах?!
— Нет! — вырвалось у нее, хотя она отлично это представляла. — Мурад, а может, он в меня влюбился? И поэтому пришел в такую ярость, узнав про мой обман?
— Нет, — отрезал Мурад, — это не так.
Алекс ничего не оставалось, как постараться быть честной самой с собой, хотя это разбивало ей сердце. Что, если Блэкуэлл сбежит один, без нее? Как такое может случиться?
Алекс с Мурадом торопливо шли по узким зловонным улочкам. Размолвка с Блэкуэллом не шла у нее из головы. А что, если он вовсе не ее суженый?
Нет, эту мысль необходимо гнать из головы, гнать безжалостно. Ведь как только она перестанет верить в силу их любви, то обречет себя на вечное заключение в древнем Триполи, без надежды на свободу. Все, что ей необходимо, — добиться его доверия, его любви и бороться за то, во что верит сама, пусть вопреки здравому смыслу. Она обязательно докажет Блэкуэллу свою верность. И поможет ему сбежать, пусть даже против его воли.
Погруженная в собственные мысли, она и не заметила, как очутилась перед мощными стенами дворца.
Алекс с Мурадом застыли. Как раз напротив того места, где находился выход из тайного перехода, трудилась толпа рабов под надзором янычар. У Алекс упало сердце.
— Ничего не остается, кроме как идти через главные ворота, — сердито заметил Мурад.
Алекс кивнула.
Они на миг задержались у ворот, и Мурад сказал:
— Говорить буду я. Ты поняла меня, Алекс?
Она снова кивнула. От страха колени у нее подгибались. Во второй раз за этот день ей пришлось встретиться лицом к лицу с грубой реальностью — теперь в виде двух вооруженных до зубов огромных янычар, охранявших закрытые ворота. Ей стало не по себе при виде кривых ятаганов, пистолетов, мушкетов и кинжалов. Такие дикари способны на что угодно. Часовые свысока поглядели на Мурада с Алекс.
Алекс внезапно вспомнила про исхлестанную бичом спину капитана. И про рабов в каменоломне. Да, триполитанцы могли бы быть добрыми и сердечными людьми, однако для них человеческая жизнь не представляла никакой ценности. И если она до сих пор думала иначе — кроме как глупостью это не назовешь. Правда, до сегодняшнего дня она не сталкивалась с этой стороной жизни варварийских стран.