Но текст мне понравился.
И я уже даже начал набрасывать по-немецки начало перевода: «Allen soll alles gehören. Das Glück aller wird das Glück eines jeden, das Unglück aber wird allgemein sein. Unter dieser Devise wurde das Schiff ausgerüstet. Und es stach in See. Von außen betrachtet…»
Но вот опять телефон! Не дают покоя…
Портье сообщил, что ко мне милиция пожаловала, ждет меня внизу, а в голосе было много забористой, задористой злорадости. О! Опять?
— Кто?..
— Откуда мне знать? Конь в пальто!
— Ясно. Сейчас прихожу! — крикнул я и быстро стал одеваться, с сожалением поглядывая на перевод, где уже увидел неправильную запятую… Но надо идти, а то сами придут. А тут — листовки-фашистки, свастики, заплечных дел мешок…
В вестибюле портье настороженно показал на двери:
— На улице ждут!
Противный тип! Это он дежурил, когда шофер-монгол меня привез, и мы у входа стояли… Да, вчера фашисты, потом — пьяный старик в номере, теперь милиция…
Портье из-под бровей проводил меня крысиным взглядом, я тоже кончиками глаз следил за ним, пока шёл к выходу. Пусть. Пусть теперь в отчете пишет, что ко мне фашисты… и милиция, пень-пеньской… плевать!..
А, это сержант Пьянчуркин! Машет от машины рукой:
— Как самочувствие? Хорошо спали? Забыли, что к Майсурадзе надо ехать? Послал за вами. — Как близкого друга, сердечно приветствует он меня, жмет руку — сам он сегодня повеселее и, кажется, навеселе… и вином от него несёт покрепче, чем вчера… И от меня, наверно… А, ужас! Идиот, я же забыл почистить зубы!
Это привело меня в шок, потому что мама говорила: худшее, что может с человеком случиться, — это если он утром не почистит зубы и целый день будет ходить с противным ртом…
— Подождите, я что-то забыл!
И я кинулся обратно в номер, под язвительное от портье: «Что, важную вещь забыли?» — где долго чистил зубы, вспоминая бойскаутский лагерь, где я потерял зубную щётку и месяц не чистил зубы, пока не приехала мама и, узнав об этом, не повела меня прямо к лагерному психиатру, как будто у психиатра были в продаже новые зубные щётки… щубные зётки…
Я был около машины, когда увидел, что сержант украдкой что-то пьёт. Вот на заднем сиденье — связка пива.
— А, можно?
— Бери, — разрешил он и зажигалкой открыл мне бутылку. — Что, пили вчера?
— Да, приходилось… Пил-попивал… Старулька, добрыня бодрявичок… О, хорошо! — Я почувствовал, как пиво стало отцеплять боль от черепной коробушки.
— Да я тоже почти и не спал, едрёна вошь… такая, понимаешь, история приключилась…
И, пока садились-заводились, сержант кратко рассказал, что был вчера на свадьбе у парня, с которым служил в армии, туда ВДВ-шников навалило — ну, этих, морских беретов типа легионеров, бля, — слово за слово, языками зацепились, жених лишняку напорол, а десантура уколбасилась вусмерть и давай, как обычно, мебель крушить:
— А у меня табельный «макар» с собой был, я им в воздух пару раз пальнул, чтоб всех успокоить… ну а воздуха нет — потолок… люстра вниз… невесте плохо, какая-то падла милицию вызвала, та, пока разбиралась, где свой, где чужой, успела по рёбрам надавать — это ж Ясенево, район чужой, неизвестный, я в штатском… невесту в больницу, меня в участок, в клетке пришлось сидеть, полковнику звонить, ночью беспокоить, чтобы помог… Вот так свои чуть не порвали!.. С горя хашом опохмелился.
— Шахом? — не понял я.
— Нет, хаш — это армяны варят суп такой, на похмелье хорошо выводит. У вас похмелье есть?
— У нас в Германии?
— Нет, у вас лично?
— Лично да, бывает, но редко… Пить — организм губить. Но сегодня — да, есть. Мы тоже пили… Водка «Хорошая»…
— Да чего уж в ней хорошего… Я это, типа того, тоже не очень люблю, но что делать, когда кругом пьют?.. Не будешь же, как бука, в углу сидеть?.. Так и выходит, как в анекдоте: «Пить хочешь?» — «Нет». — «А будешь?» — «Буду».
Я согласился — да, сидеть, как буклет, глупо, и сообщил ему, что у нас в Баварии говорят, что человек пьет только один раз в жизни, а всё остальное время только охмеляется…
Сержант снисходительно объяснил:
— Э, друг, правильно надо говорить «по-хмеляется»! «По» — это значит «после», после хмеля, вот как сейчас, по-хмелье.
Типа Post Scriptum, понял я и хотел спросить, разве пиво — не хмель, но меня заинтересовала другая структура, которая теперь до меня дошла полностью:
— Значит, после хмеля — по-хмелье, после еды — по-едье, после чая — по-чайе…
— Аха, после битья — побитье, после обеда — по-обедье, после ебли — поебье, — поддержал меня сержант, но опять вернулся к ночи: — Мне бы без полковника плохо пришлось… Спасибо, своих зверей-сородичей прислал, они на двух джипах в 5 утра в участок пожаловали — так ясеневская ментура на задницу села, хвосты поприжала, тут же выпустили, «макар» отдали, а то хотели уже прикарманить. Прикинь — я им говорю: «Куда “макар” в шкаф ложите, там же мой номер стоит!» А они отвечают: «А спилим, не боись»… Я сижу в джипе, думаю, неужели эти джигиты из-за меня в 5 утра все собрались-оделись-побрились? Нет, смеются, у нас смена работы такая, ночная… И по-своему говорят… Хыр-хыр-хыр… Ничего не понять…