113 
Все рассуждения бессмысленны. Рейз больше не сделает ей предложения, и она должна возблагодарить за это Бога. Потому что какая-то безрассудная частичка ее существа отчаянно хотела сказать «да».
«Неужели это и есть любовь?» — спрашивала себя Грейс, зарывшись лицом в подушку. Страдание, сердечная боль и такое мучительное, страстное томление, словно разъедающее ее изнутри?
Она отчаянно любила его.
И не видела выхода.
Все равно так не может долго продолжаться, сказала она себе. У них заключен договор, и она должна оставаться с Рейзом в течение года. Но она не способна без конца хитрить и изворачиваться, ей придется во всем признаться. И поплатиться за это. Грейс была уверена только в одном: в их договоре не было ни слова о том, что она не должна учить детей. Рейз не сказал ей об этом четко, а что до нее, то она никогда не согласилась бы на эту связь, поставь он подобное условие.
У нее было ужасное предчувствие, что рано или поздно Рейз сам все узнает и это повлечет за собой новую цепь непредсказуемых событий, а кончится все тем, что они расстанутся. К ее удивлению, на глаза навернулись слезы — соленые, горькие. Мысль о том, что она должна во всем признаться, убивала ее. «О Рейз, возвращайся скорее, и люби меня, и избавь от этой муки, пусть даже на несколько мгновений. Обними меня так, будто ты любишь меня! И я притворюсь…» Грейс подняла голову. В ночи вдруг все странно стихло, тогда как обычно разнузданное, шумное веселье, доносившееся из баров у подножия холма, разгоняло тишину. И тут она услышала гулкий грохот, будто гром прокатился в отдалении. Что это? Гроза? Грейс приподнялась на локте. Нет, не может быть, на небе за весь день не появилось ни облачка. Всадники.
Они стремительно приближались. Отвратительный холодок страха пробежал у нее по спине. Она поняла: это ночные мстители.
Ей хотелось спрятаться с головой под одеяло, свернуться клубочком и замереть. Вместо этого она спустила ноги с кровати и села, не в силах шевельнуться от ужаса, пытаясь что-либо сообразить. Кто станет их следующей жертвой? Просто невероятно, что они едут так открыто прямо по Клиф-стрит. Что же ей делать?
Если бы только Рейз был здесь!
Дробь лошадиных копыт стала такой оглушительной, что, должно быть, они уже под самым окном. Грейс услышала храп лошадей, позвякивание сбруи, поскрипывание седельной кожи. Потрясенная, подбежала к окну и увидела, что прямо под ним, внизу, несколько всадников держат в поводу шесть лошадей без седоков.
Успев лишь подумать: «Они приехали за кем-то сюда, в гостиницу», — она услышала топот на лестнице, и вся съежилась, застыла у окна.
Дверь распахнулась от удара ноги. Грейс в ужасе смотрела на мужчин, столпивщихся в дверном проеме, силуэты их смутно вырисовывались в свете поднятого фонаря.
— Брэга здесь нет, — заметил кто-то с удовлетворением. Оцепенев от ужаса, Грейс узнала шерифа Форда.
— Я же говорил, что он в баре, — сказал кто-то.
— Привет, малышка! — осклабился Форд, показывая желтые зубы.
Грейс не могла пошевелиться.
— Я ею займусь. — Роулинз угрюмо проталкивался вперед С отчаянным криком Грейс повернулась и рывком подняла чуть приоткрытую оконную раму до упора вверх Их номер был на втором этаже. Под окном — наклонная дощатая крыша, а дальше — только пыльная мостовая. Вне себя от ужаса, Грейс все же перебросила одну ногу через подоконник, но руки Роулинза потащили ее назад. Она пронзительно вскрикнула.
Он грубо ударил ее по лицу, заставляя замолчать.
— Заткнись, янки!
Грейс не успела еще почувствовать боли, а ее уже волокли по полу, словно мешок с картошкой. Она выкручивалась, извивалась, отбивалась ногами, пытаясь вырваться.
— Ну и чертовка! — воскликнул кто-то.
— Любительница черномазых, — бросил Роулинз.
— Я не понимаю, — нервно произнес кто-то, — все-таки женщина…
— Обыкновенная шлюха, содержанка, — хмыкнул Форд, выволакивая ее за дверь. — Эй, как ты там, готова обслужить нас, училка? Думаешь, выдержишь, если я на тебя насяду? — Он стал грубо мять ей грудь.
Грейс изо всех сил впилась зубами в его руку повыше локтя. Он взвыл, рванул Грейс вверх, вытягивая в полный рост, и так ударил по лицу тыльной стороной ладони, что из глаз у нее посыпались искры. Потом наступила темнота. Он двигался неслышно.
Впереди слышался гулкий грохот копыт: лошади мчались на север от Натчеза, через лес.
Рейз бежал тихо, легко, без усилий. Ярость кипела в его крови, в его мозгу. Перед глазами у него стояла одна, одна-единственная картина: Грейс в ночной рубашке волокут из гостиницы и перебрасывают через спину чьей-то лошади. Тело ее безжизненно обмякло.
113 
