74 
Объяснив это сахарным персонажам, Родион сразу нашел ответ, почему чиновник-велосипедист был обречен. Логика настолько проста, что не заметить ее мог только будущий великий сыщик. Один ответ родил множество тревог. Несомненно, что Хомякова постарается кого-то убить. Скорее всего, у нее ничего не выйдет. Но невидимый дирижер опять подправит новичка: Анна и все, кто стоят в очереди за ней, подвергаются нешуточной опасности. Спасти их можно, узнав только, кто они. Хомякова и под пыткой не признается в подготовке злодеяния. Филеров, чтобы за ней следить – нет. Но как же...
Родион даже запнулся, чуть не упустив самый важный и простой вопрос: как крутильщик колеса так близко подходит к жертвам, а его никто не видит? В чем тут хитрость?
Остаток стылого кофе сиротливо плескался на дне. Но Ванзарову было не до него. Бросив щедрый полтинник на чай, он выскочил на Невский проспект. Сахарные крошки, так много послужившие сыску, безжалостно смела тряпка холеного официанта.
9
Строгий секретарь нынче был почти шелковым, а покладистым – наверняка. Не задавая вопросов, впустил в приемную, поздоровался гостеприимно, извинился, что требуется мгновение, пока доложит, вернулся и пригласил гостя в кабинет. Словно Ванзарова уже давно и терпеливо ждали. А он все не шел и не шел.
На фоне окна, вдали которого неспешно парилась Фонтанка, возвышалось скульптура доктора в полный рост. Спокойствие, статность, и сила не свойственные многим знатокам нервных расстройств, порою нездоровым куда глубже своих пациентов, изливались магнетическими волнами, которым хотелось покориться и отдаться в рабство. На впечатлительные характеры женщины такой тип, должно быть, оказывает неодолимое впечатление. Чиновнику полиции стоило усилий, чтобы не растаять патокой. Тем более что Красавин одарил милой и печальной улыбкой под блеск пенсне, за которым можно было нафантазировать что угодно: от милосердного всепрощения до циничного интереса к очередному вывиху психики.
– Как славно, что не обманули моих ожиданий, – сказал он, жестом предлагая расположиться в упругом кожаном кресле, сам же сел напротив.
– К вам я решил заглянуть не более часа назад, – ответил Ванзаров, стараясь настроить душевный камертон на сложный разговор: не то, что лишнего слова не сказать – лишнего движение бровью не позволить. Но не упустил свежую коробку «Итальянской ночи» на столе. Все же много сладкого есть, доктор...
– О, вы ошибаетесь, Родион Георгиевич. Вы решили вернуться, как только покинули мой кабинет. Даже если не догадывались об этом.
– С чего взяли?
– Я умею различать своих пациентов, – Карсавин одарил невинной улыбкой. – Не принимайте это на свой счет. Видеть, что люди хотят на самом деле – моя профессия.
– И научили этому мадам Гильотон, которую при мне нещадно костерили?
– Она так запуталась в собственных страхах, что моя помощь была необходима... Зеркальце ей помогло. Кстати... Хочу сделать маленький подарок, очень искренно... Прошу не отказать, скромный сувенир на память.
Словно рояль из кустов, на холеной ладошке доктора блеснуло крохотное зеркальце в золоченой оправе с удобной цепочкой, чтобы носить в жилетном кармашке. Вещь – недешевая. Отказаться неловко, а пригодиться может. Молча приняв дар, Родион расположился вольнее, чтобы магическим лучам психиатрии ничто не мешало.
– Что же видите во мне?
Карсавину не потребовались размышления, словно вывод сделал давно:
– Вы редкий во все времена тип дельного человека, что страдает от невозможности достичь наполеоновских высот. Вы видите кругом глупость и лень, которых органически не выносите. Вам тесно на своем шестке, но прыгнуть выше не сможете, потому что все ваши лучшие качества там будут без надобности. Свое дело любите больше бумаг, и спину гнуть не научились. Для чиновника гибкость спины – залог карьеры. Сначала на нем ездят, потом он. В нашем обществе без этого нельзя. Вы же будете разрываться между жаждой таланта и мелочным приложением его. Уже намаялись в полицейском участке и готовы бегать за любой ерундой, чтобы увидеть в ней великие тайны, которые способен раскусить только ваш мозг. Но беда в том, что тайн нет. А есть серость, скука, обыденность и рутина. Вы уже неспокойны. Что же будет дальше?
– У меня есть хорошее лекарство, – уверенно сказал Родион.
Пенсне нацелилось прямой наводкой в юного чиновника полиции:
74 
