Особенно,... 
15 
Вчера мы разбили лагерь в лесочке, недалеко от дороги.
Мы с Германом развели костёр, на углях пожарили мясо, запекли картошку. Несмотря на все неприятности этого дня, аппетит у всех оказался зверский. Даже у Элки, хотя она всегда святым духом питалась. Герман, правда, сдобрил свою трапезу водочкой, которую неведомо как достал и неизвестно где прятал.
– Нервишки что-то пошаливают, – пробормотал Обморок, наливая в пластиковый стакан водку. – Денёк был тяжёлый… Помянем добрейшего Оскара, пусть земля ему будет…
Не предложив никому к нему присоединиться, он один за другим выхлебал три стакана водяры и, покачиваясь, ушёл спать в автобус.
Ганс с Викториной затеяли петь у костра под гитару бардовские песни. Рон стал им подвывать. На словах «милая моя, солнышко лесное» Беду перекосило, и она увлекла меня в лесную чащу «протоптать пару-тройку лишних тропинок и попугать медведей».
В лесу, воспользовавшись её кротостью и добрым расположением духа, я поймал Элку за плечи, прижал к себе.
– Вообще-то, я не евнух, – сообщил я жене на ухо.
– Да-а?! – удивилась она. – Тогда хочу номер люкс!
– Умеешь ты ставить задачи. – Я тоскливо огляделся вокруг. Только Элка могла потребовать для любви номер люкс в глухом и тёмном лесу.
– А что? В автобусе дети, старые девы и тихие алкоголики. Не будем же мы их смущать. А ну-ка, Бизя, построй нам шалаш! Да побыстрее, пока короткая летняя ночь не кончилась!
Задача была не из трудных, и я энтузиазмом взялся за дело. Я ломал ветки, крушил сухие деревья, я складывал их, сплетал, утрамбовывал, оглаживал, чтобы из конструкции не торчали лишние детали. Как первобытный двуногий самец, как молодое животное, я честно вил гнездо для своей самки, чтобы заняться любовью. Я развил такую скорость в достижении цели, что лес ходил ходуном, ветки трещали, а всё живое, что было в лесу, разлетелось и разбежалось, потому что напор и сила, с которой я взялся за дело, пугали даже меня самого.
Наконец, он был построен – мой первый в жизни шалаш. Он был слегка кособок, немного щеляст и отдалённо напоминал фрагмент масштабного лесоповала, но в целом это был райский уголок, это был – номер люкс!
– Клёво, – сказала Элка, обойдя сооружение и осторожно заглянув внутрь. – Не думала, что ты подойдёшь к задаче с таким размахом. Браво! Ещё бы очаг и шкуру мамонта сюда подогнать…
Я зарычал, схватил её в охапку и уволок в тёмное, пахнущее хвоей нутро шалаша.
– Стой! – захохотала она. – Стой, первобытный маньяк! Я сейчас схожу в автобус за надувными матрасами, не на земле же грешить… – Я не успел глазом моргнуть, как она вывернулась и убежала, оставив в воздухе лёгкий аромат своих сигарет.
Через минуту я позорно заснул. Наверное, темп, взятый мною при строительстве лесного сооружения, был слишком быстрый. Организм мигом утратил все потребности кроме сна. Когда пришла Элка, я не помнил.
Ночь любви, так и не состоявшись, сменилась снежным, бодрящим утром.
Беда, полюбовавшись на снег, уже снова спала, прикрывшись тонким байковым одеялом. Холод не особо тревожил её.
– Эх, Элка, Элка! Никакого секса, сплошные осадки, – вздохнул я и вылез из шалаша.
И сразу услышал дикий крик в глубине леса. Сердце выдало маленький перебой, а озноб пробрал с большей силой. Человеческий вопль взлетел вверх, затих где-то в верхушках деревьев и тут же повторился вновь, с новой силой и новым накалом.
Я схватил с земли увесистое полено и побежал на крик. Снег скользил под ногами, несколько раз я едва не упал. На каком-то отрезке пути ко мне с заливистым лаем присоединился Рон.
– Йя-а-а-ах! – орал кто-то в лесной глуши. – Уй-я-а-а-а!
Я пробежал мимо автобуса, мимо угасшего костра, перескочил пару поваленных сосен, чуть не влетел лбом в крепкий ствол какого-то дерева, я добежал до полянки, откуда раздавался нечеловеческий крик… и остановился как вкопанный. Рон тоже замер, перестав, кажется, даже дышать.
На заснеженном, ровном пространстве, спиной ко мне, стоял Герман Львович. Из одежды на нём были одни только плавки. Он пригоршнями зачерпывал снег и растирал им плечи, живот, грудь и спину. С каждой новой пригоршней, которую он обрушивал на себя, Герман орал как резаный, и лесное благодарное эхо уносило этот вопль далеко-далеко, многократно усиливая его по каким-то неписанным, лесным законам.
– И-и-их-ха-а-а-а!! А-а-а-а! – орал Обморок, срываясь на визг.
Я отбросил полено в сторону. И тут понял, что меня поразило больше всего. Тело у математика было крепким, подкачанным и загорелым. Хорошие бицепсы, правильный торс с «кубиками» на животе, отличные икроножные мышцы, крепкая задница и ляжки как у атлета.
15 
