Особенно,... 
132 
– Не буду, – заверил его Бизон.
– Ну, на допросы пару раз сходите…
– Схожу, – вздохнул Глеб и, заблестев глазами, вдруг вскинул голову: – А здорово мы их тогда уделали?!
Вместо ответа Герман опять ему подмигнул.
– А с Борисовым что? – задала я главный вопрос. – По телевизору говорили, что он остался жив.
– О Борисове я знаю, не больше, чем говорят в прессе. – Герман снова начал тасовать карты.
– В прессе говорят, что после покушения на его жизнь, Борисов с огнестрельным ранением в живот переправлен на лечение в лучшую клинику Германии, – озвучила я самую распространённую версию жёлтых газет.
– Ну, наверное, переправлен, – неопределённо высказался Герман.
– Значит, отмазался! – нахмурился Бизя.
– Во всяком случае, после нашего «покушения» Андрей Владимирович будет вынужден очень заботиться о своём здоровье и на подвиги такого масштаба его больше не потянет, – засмеялся Абросимов. – Может, партейку?
– Нет!
Мы посидели ещё немножко и поболтали о том, как плохо теперь будет в школе без мужского влияния: Герман уйдёт, Бизя уволится, а Троцкого вряд ли можно считать примером для подражания.
– Я вам Ганса для партейки пришлю, – улыбнулся на прощание Бизя.
– Уж пришлите, пожалуйста, прошу вас! – захохотал Абросимов. – А то тут такая скука, что я бы уже на грядки к тёще побежал, задрав хвост!
Мы тепло попрощались с Германом Львовичем, в тайне надеясь, что судьба больше нас не сведёт.
Бизя выполнил своё обещание и положил заявление об уходе на стол Ильичу.
– Я тебе за всё благодарен, Ильич, – сказал он, – но работать под твоим руководством больше не буду!
Троцкий на это отреагировал бурно.
– Как же… Глеб… как же… – Он встал, сел, опять встал и забегал по кабинету, беспорядочно размахивая руками. – Мать твою, что ж я делать-то без тебя буду?! А ты, ты, что будешь без меня делать?! Ты же школу без ума любишь, и без обормотов, оболтусов своих жизни себе не представляешь!! Куда ты пойдёшь?! Куда?!!
– Мир огромный, – улыбнулся Бизон. – Думаю, в нём найдётся местечко для такого парня, как я.
После этого разговора Ильич слёг в больницу. Врачи говорили что-то о переутомлении, нервном срыве и предынфарктном состоянии. Впрочем, они всегда это говорили, когда у Троцкого завершалась очередная афёра.
Но самое удивительное в этой истории было то, что о деньгах, полученных Троцким за три чёрные капсулы с осмием, все напрочь забыли. Шестьдесят тысяч долларов – как с куста – так и остались у Троцкого.
Было, отчего получить предынфарктное состояние.
Пару раз я видела в городе Нэльку на новенькой «БМВ». Уж как она успела в такие короткие сроки заполучить права и объясниться с налоговой – я не знаю.
Адабас каждую неделю писал нам электронные письма. В основном это были восторженные «а помнишь?!» Похоже, путешествие на «скул басе» было самым ярким событием в жизни шамана. Мы регулярно ему отвечали, не рискуя спросить, откуда он в своём Онгудае берёт компьютер и выход в сеть. Ведь если ты шаман, то совсем не значит, что тёмный как папуас…
Бизя, уволившись, засел дома и вовсе не торопился искать работу. Он вдруг так полюбил семейный уют, что это стало меня пугать. По три раза на дню он принимал горячую ванну, беспрестанно пил то крепкий кофе, то сладкий чай, непрерывно интересовался у меня, есть ли у него чистые носки и свежие рубашки, регулярно покупал у цветочниц свежие розы, которые вяли на второй день, и завёл дурацкую привычку подолгу стоять на балконе и щёлкать семечки, сплёвывая кожуру на ухоженную клумбу внизу. По-моему, с ним тоже приключились нервный срыв, переутомление и предынфарктное состояние, только несколько в извращённой форме.
Зато ночи наши стали гораздо безумнее, исступленнее, изощрённее, горячее, нежнее и… длиннее.
– Я не евнух, – шептал Бизон и нагонял, нагонял всё упущенное в том заснеженном лесу, в той гостинице, в том автобусе…
Мы могли теперь скрипеть диваном сколько угодно, потому что сосед наш – Андросов Игорь Леонидович, – отправился куковать за решётку, а семья его съехала, продав квартиру. Всё было хорошо ровно неделю.
Потом у нас появился сосед.
Милый юноша. Мусор выбрасывал исключительно в бак. Не хлопал дверью в подъезде. Не грузился, когда я выбивала над его балконом ковёр. Не стучал в батарею, когда мы врубали тяжёлый рок. Не играл в шесть утра на скрипке. Не имел кошки, которая боялась бы нашей собаки. Вежливо здоровался, не забывая при этом слегка поклониться. Но…
132 
