201 
На мгновение Мартин почти поверил ей. Бог свидетель, иногда простой акт грубого овладения женщиной не приносил ему желаемого удовлетворения. Порой неприятности наваливались на него до такой степени, что только известный уровень жестокости компенсировал ему временную потерю контроля над бесконечными проблемами, которые точно мошкара кружили вокруг него. Но Триция могла лишь догадываться об этом, поскольку ни одна телка в его стаде не была настолько глупа, чтобы жаловаться на него. Поэтому Мартин отвернулся от жены, оставив ее замечание без внимания. Он начал раздеваться и первым делом снял рубашку.
Триция возвестила из спальни:
— Так что пора прощаться. Скажи пока-пока всем этим птичкам. Ты готов к прощанию, Марти?
Расстегнув молнию на брюках, он сбросил их на пол. Потом стащил носки. Все это время он не произносил ни слова.
Триция продолжала разглагольствовать:
— Он сказал, что если мы свалим в Австралию, мы с тобой, то он прикроет свои полицейские глазенки на наши делишки. Поэтому, похоже, нам придется убраться.
— Он? — Мартин вновь появился в дверях спальни, на этот раз в одних трусах, и с нажимом повторил: — Он? Триция, ты сказала «он»?
У него противно засосало под ложечкой. Приступ тошнотворного страха подсказал ему, что за то время, пока его жена находилась в доме одна, действительно могло произойти все, что угодно.
— Точно, — хихикнула она. — Он был прямо как шоколадка. И наверное, оказался бы таким же сладким, если бы мне захотелось попробовать его. Сегодня он заявился без той телки, так что я могла бы и поразвлечься. Вот только он был не один.
«О боже, — в ужасе подумал Мартин. — Они вернулись, эти мерзавцы. Они вошли в дом и разговаривали с моей безголовой женой!»
Он быстро подошел к креслу-качалке и отбросил руку Триции в сторону от груди.
— А ну рассказывай! — приказал он. — Здесь была полиция. Рассказывай.
— Эй, нельзя ли повежливее? — обиженно воскликнула Триция и вновь начала теребить свой сосок.
Мартин схватил ее за пальцы и сжал их с такой силой, что они хрустнули, как сухие прутья.
— Прекрати, а не то я его отрежу, — пригрозил он. — Вряд ли тебе понравится такая идея — лишиться своих аппетитных сосочков. Ты ведь не хочешь рыдать по ним? Поэтому быстро выкладывай все, или я не отвечаю за последствия.
И, просто чтобы убедиться в ее понимании, он переместил захват с ее пальцев на запястье и стал выкручивать его. Этот вразумляющий способ воздействия Мартин Рив открыл для себя давно и считал его равноценным сотне плетей. И что более важно, при этом не оставалось значительных отметин, которые она могла бы продемонстрировать мамочке с папочкой.
Триция закричала. Он повернул еще немного.
— Марти! — завизжала она. Рив угрожающе бросил:
— Говори живо.
Она попыталась сползти с кресла на пол, но преимущество было на его стороне, и он с удвоенной силой прижал ее к креслу. Сдавив другой рукой ее горло, он вдавил ее голову в плетеную спинку качалки.
— Ты хочешь еще боли? Или уже достаточно?
Триция предпочла второй вариант и быстро поведала ему о разговоре с полицейскими. Мартин выслушал ее с нарастающим недоверием, сильно сомневаясь, что ему удастся удержаться от искушения смазать кулаком по глупой физиономии жены. То, что она позволила полицейским войти в дом, граничило с полным бредом. То, что она говорила с ними об эскортных услугах, увеличивало опасность до неимоверных размеров. Но то, что она выдала им имя и адрес сэра Адриана Битти, эдак небрежно вручила им записочку, не соображая своими куриными мозгами, что обманула доверие человека с весьма специфическими потребностями, который теперь, когда эта сучка Мейден перекочевала в мир иной, мог бы вновь воспользоваться услугами «Глобал-эскорта», — этот безумный поступок жены привел Мартина в такую ярость, что он и сам не понимал, как еще сдерживается.
Чувствуя, как его внутренности скручиваются в тугой комок, он спросил:
— Ты хоть представляешь, что натворила? Ты вообще способна еще соображать?
А потом схватил ее за волосы и резко дернул назад.
— Прекрати! Мне больно, Марти! Отпусти!
— Ты соображаешь, что ты наделала, глупая маленькая дрянь? Ты понимаешь, что окончательно погубила все наше дело?
— Нет! Больно же!
— О, милая, я чертовски рад, что тебе больно. — И он так далеко завел назад ее голову, что на ее шее натянулись все жилы. — Ты жалкое ничтожество, любимая, — прошипел он ей на ухо. — Да, женушка, ты кусок накачанного дурью дерьма. Если бы твой родитель имел хоть чуть-чуть меньше связей, то я давно вышвырнул бы тебя на улицу, чтобы ты сдохла.
201 
