67 
Я застыл на месте, зная, что сейчас произойдет, и не понимая, откуда мне это известно. Золотой крест с распятым Христом продолжал раскачиваться, приводя Жужанну в бешенство.
– Убери это,– прорычала Жужанна.
Я не знал, к кому было обращено ее повеление: ко мне или к фрау Бухнер. Жужанна открыла рот (правильнее будет сказать – раскрыла пасть), обнажив ряд ровных белых и необычайно острых зубов. Мне они показались заточенными кольями, ожидавшими свою жертву. Я уже видел этот ее оскал – в тот страшный вечер, когда она убила малыша.
Я поспешил отвернуться и закрыл глаза.
Слабо звякнула упавшая на пол цепочка. Я не выдержал и снова открыл глаза. Фрау Бухнер отрешенно глядела перед собой. Ее рука оставалась разжатой. Цепочка с распятием валялась у меня под ногами.
– Ома! – радостно заверещал Ян.
Немка очнулась и заулыбалась, видя, как малыш сам просится к ней на руки.
– Ома!
– Уф-ф! Осторожнее, радость моя, не упади.
Фрау Бухнер светилась от счастья, а Ян уже полз по ней, как мартышка по дереву. Он обвил ручонками ее шею и спрятал личико в складках старческой кожи. Фрау Бухнер погладила Яна по спине и обернулась к Жужанне, намереваясь ей что-то сказать. В это мгновение лицо немки сморщилось от боли и она тихо вскрикнула:
– Ай!
Схватив малыша, фрау Бухнер попыталась оторвать его от себя, но в следующую секунду ее руки безжизненно опустились. Взгляд бедной женщины вновь сделался бессмысленным, и она затихла, раскрыв в немом удивлении рот.
Жужанна, привалившись спиной к диванной подушке, наблюдала за этой сценой. Полуопущенные веки слегка подрагивали. Чувствовалось, что она довольна своим "ангелочком". От ужаса я буквально примерз к месту. В купе стало тихо, если не считать стука вагонных колес и чавканья насыщающегося Яна. Его пальчики то хватались за черное шелковое платье фрау Бухнер, то сжимались в кулачки. Совсем как у младенца, сосущего материнское молоко.
Через какое-то время немка закрыла глаза. Ее голова запрокинулась и ткнулась в мягкую спинку дивана. Почти сразу же Ян оторвался от нее и протянул руки к Жужанне. Его щеки, губы и подбородок были перепачканы кровью.
– Умница ты моя, – проворковала Жужанна и платком стерла следы пиршества с его личика. Затем одной рукой она обняла малыша и стала качать. – А теперь, маленький, спи.
Другой рукой она потянулась к фрау Бухнер.
Не сразу, но Жужанна добилась того, чтобы тело несчастной старухи оказалось в удобной для ее целей позе: подтащив немку поближе, она устроила ее голову на живот заснувшего Яна, повернув к себе нужным боком. После чего наклонилась и припала к ранке, проделанной малышом.
Насыщение Жужанны было недолгим. Она вернула фрау Бухнер в сидячее положение, потом нежно погладила свою жертву по руке.
– Фрау Бухнер! Проснитесь!
Старуха мгновенно открыла глаза и дрожащей рукой потрогала лоб.
– Боже, никак я заснула?
– Да, дорогая. Наверное, мы с Яном утомили вас. Может, вам лучше вернуться к себе и лечь?
Глаза фрау Бухнер были такими же, как у больных, страдающих потерей памяти. Ее взгляд тревожно скользил по окружающим предметам, не задерживаясь ни на одном из них. Она силилась что-то вспомнить, но не могла.
– Что? Что вы сказали? Да, наверное, мне пора в постель. Простите, я и в самом деле что-то устала.
Лицо фрау Бухнер посерело. Ее шатало. Я встал и, поддерживая старуху под руку, отвел в соседний вагон.
Когда я вернулся, Жужанна качала спящего Яна и пела колыбельную, которую я слышал в первый день нашего путешествия.
– Прошу тебя, Стефан, выброси эту цепочку, – мягко, но властно произнесла она.
Цепочка с распятием по-прежнему лежала на полу. Странно, что, уходя, фрау Бухнер ее не хватилась. И это не единственная странность. Мне и сейчас непонятно, почему я воспринял повеление Жужанны как вполне разумное и логичное. Я поднял распятие открыл окно и швырнул его в темноту.
Сейчас раннее утро. Ко мне вновь вернулась ясность мышления, и я предпринял еще одну попытку бежать, на этот раз через верхнюю створку окна купе. Увы! Дуня мгновенно проснулась и угрожающе наставила на меня револьвер. Теперь она, подобно хищной птице, стережет каждое мое движение. Мне не остается ничего иного, кроме как сидеть над своим импровизированным дневником и, описывая события минувшего вечера, вновь содрогаться от ужаса.
Если Жужанне удается полностью подчинять меня своей воле, что же станет со мною, когда я окажусь в Трансильвании и попаду в когти к Владу?
67 
