Я пробовал осторожно расспросить Жужанну о том ритуале, когда мы с отцом вкушали кровь друг друга. Она отвечает мало и неохотно. Из того, что я сумел узнать, можно сделать один важный вывод: связав меня с собой, Аркадий создал Жужанне серьезные трудности. В противном случае я был бы сейчас таким же ходячим манекеном, как Дуня. Но влияние Аркадия все слабеет, а Трансильвания с каждым часом становится все ближе. Мысли путаются, и я уже не знаю, кому верить.
Иногда я понимаю, что являюсь лишь марионеткой в руках Жужанны. Но потом наступает вечер, и я уже склонен поверить ей, будто это Аркадий стремится меня погубить, а Влад, наоборот, желает мне только добра.
Однако вчерашний вечер принес мне немало беспокойства. Я волновался, как в день нашего отъезда из Амстердама.
После моей неудачной попытки сбежать Дуня стерегла меня особенно бдительно. Напрасно, ибо почти все светлое время я провалялся в полудремотном состоянии, нежась в лучах солнца, заливавшего купе. Когда стемнело, я встал и вышел в коридор, намереваясь просто размять затекшие ноги, и никак не думал, что увижу там Жужанну.
Я привык к ее красоте, но сегодня она была обворожительно прекрасна. А перед ней, держась за подол ее юбки, топал... мой племянник Ян. Он весь светился. Ни дать ни взять – златокудрый ангелочек с сапфировыми глазами. Малыш был здоров и весел. Это не укладывалось у меня в мозгу, ведь несколько дней назад я видел его обескровленное, безжизненное тельце.
Плача от радости, я опустился на одно колено и протянул к малышу руки. Ян тоже обрадовался и бросился ко мне. Будучи врачом, я знаю: в полуторагодовалом возрасте дети еще не слишком крепко держатся на ногах. Но малыш двигался уверенно и даже грациозно.
– Стой! – крикнула ему вслед Жужанна.
Мы с Яном оба обрадовались встрече и не обращали на нее внимания.
– Стефан, будь осторожен, прошло еще совсем мало времени!
Я подхватил малыша на руки и закружил. Ян очень любил, когда его поднимали и подбрасывали вверх. Правда, на этот раз он почему-то не засмеялся и не крикнул: "Летать!" Вместо этого он обвил пухлыми ручонками мою шею и внимательно поглядел на меня своими большими голубыми глазами. Они были необыкновенно красивы и притягательны, но вдруг показались мне холодными и бездушными, словно принадлежали искусно сделанной кукле. Потом Ян наклонился, чтобы меня поцеловать.
– Ян! – окликнула его Жужанна и бесцеремонно отняла у меня малыша. – Дядю не надо, мой дорогой. Запомнил? Дядю нельзя.
Взяв ребенка на руки, Жужанна пошла с ним по коридору. Ян заплакал. Он жалобно смотрел на меня и тянул ручонки. Хлопнула дверь тамбура, потом другая. Жужанна унесла малыша в следующий вагон. Естественно, я бросился следом, но с дверью повторился утренний трюк: она не желала открываться. На этот раз я не стал неистово дергать ручку, тем более что вскоре дверь открылась сама.
Вместе с Жужанной и Яном в коридор вошла добродушная пожилая женщина. Она улыбалась малышу и, чувствовалось, была не прочь с ним поиграть. Ян боязливо жался к плечу Жужанны и в то же время с любопытством поглядывал на женщину.
Они направились в просторное купе, служившее нам гостиной. Разумеется, я пошел вместе с ними и сразу же погрузился в приятное бездумное состояние, в какое я почти всегда погружался, находясь рядом с Жужанной. Я полностью забыл о необходимости совершить побег и вообще обо всем на свете, кроме желания сидеть подле нее.
Жужанна мгновенно вошла в роль приветливой хозяйки. Наша беседа шла на немецком – родном языке фрау Бухнер (так звали нашу гостью). Она ехала в Братиславу[15], на похороны кого-то из родственников, и очень скучала по оставшимся дома внукам. Немка оказалась простой и милой женщиной, круглолицей, рыхлой, с покатыми плечами и начинающей горбиться спиной. Коса седых волос, обвитая вокруг головы, была убрана под кружевной платок. Эта женщина чем-то напомнила мне маму, возможно, своей добросердечностью, а может – ясными голубыми глазами или сладковатым запахом пудры. Но фрау Бухнер была старше мамы. Черная одежда лишь подчеркивала бледность ее лица. Единственным цветным пятном в ее траурном наряде было большое золотое распятие, покоившееся на ее пышной груди.
Фрау Бухнер говорила приятным, немного дрожащим от старости голосом. Глядя на Яна, она расплывалась в улыбке и все повторяла, что никогда еще не видела столь очаровательного малыша.
– Который очень тоскует по своей бабушке, – подхватила Жужанна, светясь материнской гордостью.