Особенно,... 
113 
Бен глубоко вдохнул и сделал медленный выдох, поражаясь внезапной легкости в груди. В первый раз он заговорил об этой части своего прошлого. Он не планировал рассказать все это Адди, но теперь имело смысл снять тяжесть с души и рассказать все до конца. Кто еще мог его понять? Кто еще мог знать, каково это – вот так вот бороться?
— Как это закончилось?
— Она…, — Бен откашлялся и остановился. Он не мог выговорить ни слова. Адди молчала, терпеливо ожидая, хотя про себя кричала, чтобы он продолжал.
— Она узнала, что беременна, — пробормотал он, его глаза вспыхнули виной и застарелой болью. — Моим ребенком. Я настаивал, чтобы мы поженились. До выпуска оставалось несколько недель и у меня были планы вернуться в Иллинойс, чтобы получить работу в банке моего отца. Она была несчастна, я волновался. Я хотел ребенка. Я хотел ее. Через день, после того как она сказала о беременности, она сделала аборт. Когда я узнал о том, что она сделала, я пожалел, что она не умерла вместе с ребенком. Я никогда больше ее не видел.
Сердце Адди наполнилось состраданием.
— Как тебе удалось закончить семестр?
— Деньги в нужные карманы. Мой отец был решительно настроен на то, чтобы его сын закончил Гарвард. Не было такой цены, которую не стоило бы заплатить. Меня это не волновало. Я словно омертвел.
— Мне жаль, что она так сделала, — прошептала Адди, — С ребенком.
— В этом была и моя вина. Я использовал бы ребенка как цепь и кандалы, чтобы держать ее рядом с собой…
— Нет. Она должна была поговорить с тобой. Ты помог бы ей найти способ жить с этим. Она должна была доверять тебе. Ты бы выслушал ее.
— Нет. Тогда я был другим.
— Не думаю, что настолько другим. Ничто не заставит меня поверить, что ты проигнорировал бы просьбу о понимании. Ты не сделал бы ее жизнь тюрьмой.
— Как ты можешь быть в этом уверена? – спросил он грубо.
— Я знаю тебя. Мое сердце говорит мне это.
Он отвернулся. Адди сидела у него на коленях, пытаясь понять, что скрывается за его молчанием. Внезапно он потянулся рукавом к глазам, промокая незнакомую влагу, и она обвила его руками за шею, отчаянно его прижимая. Она должна была убедить его в том, что она не станет такой, как та другая женщина, которую он любил, ее дух не сокрушит осуждающий мир.
— Я не такая, Бен.
— В некоторой степени такая.
— Хорошо, конечно я не хочу быть неспособной сказать, что я хочу или не делать то, что я хочу, только потому, что я – женщина. Но я не птица в клетке. И я хочу принадлежать тебе.
— Я не хочу заманить тебя в ловушку.
— Больше всего я боюсь, что останусь одна. Разве ты не видишь, что у меня есть больше свободы с тобой, чем без тебя?
Его руки обхватили ее плечи, он пристально посмотрел на нее. Сочетание невинности и опыта никогда не было столь явным на ее лице. Он видел порыв ребенка, страстную любовь женщины и глубину понимания, которая могла принадлежать человеку вдвое ее старше.
— Видит Бог, я никогда не позволю тебе уйти, Адди.
— Я это знаю.
— И я не буду пытаться изменить тебя.
— А я и не позволила бы.
— Нет, ты бы не позволила, — сказал он и немного расслабился. — Вы – настоящая женщина Аделина Уорнер.
— Слишком много для тебя, чтобы трогать руками? – спросила она вкрадчивым голосом, поддразнивая его. Внезапно оказавшись опрокинутой на спину, она улыбнулась, смерив его взглядом. Его глаза были наполнены желанием.
— Отнюдь нет, — сказал он, продолжая ей доказывать это способом, который не оставил у нее никаких сомнений.
* * * * *
Решения, принятые с глазу на глаз Беном и Расселом о том, как действовать в этой критической ситуации, семье не сообщались, но некоторые вещи были понятны и так. Самая важная – забор никуда не денется. Во-вторых, Рассел решил ограничить одиночные поездки по ранчо свои, остальных Уорнеров и ковбоев, вопреки тому, что они ожидали. Он оставался в своем кабинете и держался подальше от разрушенного заграждения, в то время как Бен контролировал строительство дополнительных хижин на границе, удвоил число патрулирующих «Санрайз» по ночам и дал задание работникам ковать новые столбы в основание заграждения.
Баррели драгоценной воды использовались для смягчения грунта, чтобы вырыть отверстия для столбов, возмущая тех, чьи стада были измучены жаждой. Мэй, Каролина, Адди и даже Лиа были заняты тем, что лечили порезы и царапины, которые колючая проволока оставляла на руках мужчин, занятых на строительстве. После нескольких дней такой работы Адди жаловалась Бену, что ее пальцы навсегда останутся коричневыми после бесчисленных бутылочек йода.
113 
