55 
– Меньше некуда,– подтвердил толстяк.– Не гнилой, не севший, с виду – загляденье! Но слава про него уже пошла. Нехорошая. Чертовщинка. Не боитесь, отец Егорий?
– Чушь говоришь! – буркнул высокий.– Я – монах, мне Бога должно бояться, а не диавола! —
И, заметив хитринку в Степанычевых глазах, тоже усмехнулся: – Ты меня не подначивай! Давай отпирай дверь!
Внутренность осмотрели без суеты. Оба этажа, подвал, даже чердак. Все было в порядке. Нигде не текло, не трескалось. Все покрашено и оклеено. Два туалета, ванная, как в обычной квартире, батареи, обогреваемые снизу керосиновым котлом. Котел этот был единственным, вызвавшим сомнение у Степаныча: система удобная, но случись что не так – мигом все запылает.
– Это мы заменим! – сразу сказал он и постучал пальцем по обечайке котла: спущена ли вода? Спущена.
Отец Егорий замечаний не делал, но видно было: дом ему нравится.
Завершив осмотр, удовлетворенные, вернулись в гостиную, самую большую комнату в доме, и расселись по кожаным поскрипывающим стульям.
– В порядке,– подвел итог Степаныч.– Меблишки подвезти, отопитель другой поставить… Недельки через две можно уже и собрания устраивать. Не против, батюшка?
– Не против,– сказал отец Егорий.– Здесь обоснуемся. Давай организуй. Средства есть?
– А как же. Через пару дней должны перевести: на десять таких домов хватит. А договор я уже сегодня оформлю, раз вы согласны.
– А власти как?
– Власти – тут! – Толстяк похлопал себя по карману.– Вы уж с Богом, отец Егорий, а с этими я уговорюсь. Пустырек видели? И его отпишут, если приют вознамеримся строить.
– Будем строить,– подтвердил отец Егорий.– И приют, и столовую, и больницу. Молодец, староста! Славно управился!
– Благого дела ради, батюшка.– Толстяк опустил глаза.– Ради Божьего дела трудимся, чего ж себя жалеть?
– Верно! – Отец Егорий встал, и Степаныч тоже поднялся, проворно, как молодой.
– Поедемте в гостиницу, батюшка? Или пусть Петя сначала нас покушать завезет?
Отец Егорий покачал головой.
– Тут мой дом,– сказал он.– Ты поезжай, а я останусь. Встречу вас завтра, как утварь привезете.
– Удобно ли будет? – забеспокоился толстяк.
– Удобно. Дом хороший, не запущенный, печка на кухне есть. Растопить мне ее – в удовольствие, дрова в сенях сухие, а то приезжай, как управишься. Вместе посидим.
– Не могу, батюшка, не успею. А лучше бы вам все-таки уехать. Домик-то с фокусами, рассказывал же. Погодить бы день-два, я бы охрану организовал, систему американскую поставил, собачек обученных…
– Помолчи! – рявкнул, сразу осерчав, высокий.– Зону, что ли, учреждаем? Общину христианскую! Колючку чтоб завтра с забора снял: Бог нам охрана!
– Бог-то Бог,– угрюмо пробормотал Степаныч,– да ведь город какой! Вор на воре! Кабы у нас за Уралом…
– Умен ты, Григорий Степанович,– с досадой сказал отец Егорий.– Умен, деловит, да сатана у тебя едва ли не одесную сидит! – И, повышая голос: – Не того боишься! Охранников нанял! Сам с пистолетом ходишь! Убить кого задумал?
– Будет вам, отец Егорий! – искренне удивился Степаныч.– Кого этой прыскалкой убьешь? Да моя б воля – с автоматом бы ходил! Охранники? Да если б не они, да если б не отступные паханам да прочим, доехали бы до Европы-Америки малахиты ваши!
– Наши,– строго поправил отец Егорий.– Все есть имущество единой православной общины!
Некоторое время оба молчали, дулись друг на друга, как двое мальчишек. Наконец Степаныч спросил:
– Еды какой прислать, отец Егорий?
– Не надо,– тоже остывая, отказался высокий.– Заварка, видел, есть. Попощусь ныне. Иди, Степаныч, спасибо за заботу. Прости, если обидел!
– Да ну вас, батюшка! – смутился толстяк и, взявши большую руку отца Егория, клюнул губами.
– Благослови тебя Бог! – раздельно произнес монах.
Степаныч быстро кивнул и вышел вон. Из окна было видно, как он протопал через калитку, уселся в антрацитово-черную «Волгу» рядом с водителем и укатил.
Отец Егорий растопил печь и вышел на крыльцо. Нетронутый снег серебристой пуховиной играл на солнышке. Отец Егорий постоял еще, в раздумье пробормотал: «Невелик грех…» – быстро скинул с себя пальто и прочее и с довольным уханьем нырнул в девственный сугроб.
Навалявшись вдоволь, поднялся, весь в налипшем снегу, по приставной лестнице влез на крышу и выдернул флюгер.
– От-так! – сказал со злорадством, втыкая чертика в сугроб.– Поухмыляйся мне!
55 
