12 
Едва тетя Юджина вышла из комнаты, Камилла откинула покрывало на кровати, где они спали вместе с Дезире, присела на пружинный матрац и положила ладонь на лоб кузины.
Никакого жара. Никаких жалоб. Просто неожиданное головокружение и дурнота. Это ее беспокоило, но еще больше беспокоило то, что Дезире не желала признаться тете Юджине, что это с ней происходит не впервые.
Глаза Дезире блестели.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Камилла.
— Лучше, — Дезире поймала руку Камиллы. — Ой, Кэмми, прости, что испортила тебе вечер. Тебе, кажется, было так весело, — юное лицо омрачилось тенью беспокойства. — Похоже, тебе пришлось по вкусу танцевать с майором Вудвардом?
Камилла пожала плечами.
— Да ничего, вполне.
Камилла всегда охотно выкладывала Дезире все о своих партнерах по танцам. Было время, когда ее часто приглашали. Дезире хотя и танцевала великолепно, но делала это редко и въедливо выспрашивала Камиллу, чтобы урвать хоть толику чужого удовольствия от бала. Дезире ни о ком плохо не думала, но обожала слушать, как Камилла остроумно и колко описывает своих глуповатых и неуклюжих партнеров.
Однако сегодня Камилла явно избегала делиться с кузиной впечатлениями о майоре. Она хотела сначала сама все обдумать и понять свои ощущения, прежде чем выносить на люди мнение об этом человеке.
Дезире посмотрела на нее каким-то странным взглядом и очень тихо сказала:
— Камилла!
— Что, дорогая?
— О чем вы с майором Вудвардом говорили во время танца?
Опустив глаза, Камилла принялась водить пальцем по кружевному цветку на ночной рубашке, которая успела уже сослужить верную службу ее тете.
— Да так… О том о сем. Просто вежливая болтовня. К ее удивлению, кузина, обычно кроткая, на этот раз не отступилась:
— Вы… казались оба такими серьезными… Камилла взяла Дезире за руку и стала разглядывать хрупкие пальцы, слишком бледные для ее смуглой кожи.
— Я тебе вот что скажу. Если признаешься, почему вдруг ты так заинтересовалась месье Мишелем, я расскажу, о чем мы говорили с майором.
Дезире выдернула руку и отвернулась.
— Не желаю говорить о месье Мишеле.
— Тогда ничего не услышишь и про майора Вудварда.
Некоторое время на той стороне кровати царила тишина. Затем Дезире резко обернулась к Камилле, лицо ее пылало гневом.
— Вы с майором говорили обо мне?
— О тебе?! — Камилла смотрела на кузину с любопытством. — Что это вдруг пришло тебе в голову? Почему именно о тебе?
— Я думала… Ох, ладно, не важно, — отмахнулась Дезире и, откинувшись на подушку, уставилась на волнистый балдахин над кроватью. — Не имеет значения.
— Ну, для тебя это, похоже, значение имеет. Так объясни, будь другом, почему тебе так любопытно знать, о чем мы говорили? И заодно, почему ты заигрываешь с месье Мишелем, тоже объясни. Я видела, ты с ним танцевала первый вальс и позволила прижать себя. Месяц назад ты бы этого не сделала.
Губы Дезире дрожали.
— Месяц назад я не была… Я даже не подозревала о его… хороших чертах.
— Глупости! Нет у него никаких хороших черт, и ничего у него нет, кроме денег. И ты прекрасно знаешь, каким образом они ему достались. Он прослыл самым жадным и жестоким плантатором в округе. Разве ты не помнишь, как он отказывался ссудить деньги монахиням ордена Святой Урсулы, пока не затребовал с них непомерный процент? Он злой, страшный человек. Нельзя за него выходить замуж! Я же знаю, ничего ты к нему не чувствуешь.
Дезире упрямо скрестила руки на груди.
— Не важно. Семье необходимо…
— Да какая разница, что необходимо семье! Ей всегда что-нибудь да нужно. Ведь не им жить с этим чудовищем, тебе!
— У меня нет выбора.
— Как это нет! — Камилла едва не кричала. — Дядя Август не станет заставлять тебя выходить замуж за месье Мишеля. Ты сама знаешь. Он будет ныть и жаловаться, но и только! — Поскольку Дезире не отвечала, Камилла продолжила: — Ты не должна приносить себя в жертву! Разве не видишь, к чему все идет? Месье Мишель настолько тебе отвратителен, что тебя уже третий раз тошнит. И…
— Нет, — слезы вдруг побежали по щекам Дезире. — Не поэтому меня тошнит.
— Да, конечно, поэтому! Ты просто не…
— Ты ничего не понимаешь! — Дезире повернула к Камилле заплаканное лицо, растирая кулаками слезы. — Ах, Кэмми, я уже не такая невинная, как ты думаешь. Я ужасно испорченная.
— Фу, глупости какие!
— Если я… если скажу тебе кое-что, клянешься не говорить никому, даже папе с мамой? Клянешься Святой Девой Марией, что это останется между нами?
12 
