101 
Он подоспел к двери как раз вовремя, чтобы не дать ей захлопнуть ее перед самым своим носом.
— О, нет. Только не на этот раз, Принцесса! Сегодня ночью ты от меня не запрешься.
Пятясь в глубь комнаты, она попыталась сменить тактику.
— Я не боюсь тебя, Саймон, — сказала она нетвердым голосом, выдающим всю лживость этого заявления. — Давай, показывай свое истинное лицо. Я поступила так, как должна была поступить, и я бы сделала то же самое, будь у меня второй шанс.
Она бы действительно так и сделала, маленькая упрямая ведьмочка.
— Вот в этом-то вся проблема, Камилла. — Он вошел и захлопнул за собой дверь. Глядя, как она вся замерла от страха, он развязывал платок на шее. — Ты не умеешь вовремя сдаться. Даже будучи побежденной, ты продолжаешь сражаться.
Она не двинулась с места, когда он приблизился. Но он видел, как она дрожит. Вот и хорошо. Так и должно быть — после того, что она натворила, срывая расследование армии — его армии. Ей просто чертовски повезло, что все так обернулось.
— В каком таком смысле — побежденной? — Ее креольский акцент смягчал звучание слов.
Она собрала волосы в узел после того, как он утром ушел. Теперь он стал освобождать их от шпилек, вытаскивая их по одной с такой медлительностью, что она тряслась каждой клеточкой.
— Твой дядя просто посмеялся над твоим предупреждением. Итак, ты меня ослушалась, и что это принесло? Ни черта хорошего. Вот это я и называю — побежденной.
— Я, по крайней мере, попыталась. И поступила так, как считала нужным.
К ней вернулось немного растерянной смелости, а ему этого как раз и не хотелось. Не теперь. Он схватил ее за руки и связал запястья своим шарфом у нее над головой прежде, чем она успела понять, что произошло.
Она пыталась вырваться, но бесполезно.
— Саймон, что ты делаешь? — воскликнула она, сопротивляясь: он тянул ее прямиком к постели.
Он снял пояс и привязал ее руки к спинке кровати.
— Помнишь еще про наказание?
Она потеряла дар речи, но только на секунду.
— Ты же не можешь… ты же на самом деле не собираешься… Саймон, не думаешь ли ты ударить меня? Я считала, что американцы не так жестоки со своими женами.
Он наклонился убедиться, что ремень держит ее крепко, но не причиняет боли.
— Но я же дикарь, помнишь? — шепнул он ей в самое ухо. — И делаю все, что мне, черт подери, заблагорассудится.
Когда он отступил от нее, весь страх, казалось, улетучился. На его место пришел гнев. Черные глаза ее сверкали, а оливковая кожа пылала. Она старалась высвободиться от пут и крутилась как заводная. До этого они говорили по-английски, но теперь она перешла на французский, причем на такой, на котором вряд ли говорят настоящие леди.
Он вскинул бровь.
— Ага, значит, пиратская дочка решила показать всю свою прыть, да?
— Тебе это так с рук не сойдет! Если ты меня ударишь, я вырву твое сердце и скормлю акулам! Нет, я позволю дяде Жаку вырвать тебе сердце! И после того, как он это сделает…
Он остановил поток слов поцелуем, но, почувствовав, как крепко сжимает она губы, отодвинулся.
— Не кипятись так, Принцесса. Я вовсе не собираюсь тебя бить, — проговорил он, скользнув рукой ей за спину и развязывая шнуровку платья.
Она быстро задышала, грудь ее вздымалась и опускалась, выдавая волнение. Она пугливо смотрела ему в глаза.
— Не собираешься?
— Нет, — долгим взглядом оглядел он ее распростертое тело. — Я задумал наказание получше.
Он ослабил завязки корсета, обнажая трепещущую грудь. Желание пробудилось в нем с неимоверной силой. Черт подери, как хотел он забыть обо всем, что она сегодня сделала, и без оглядки броситься в любовные игры, как в реку. Но сначала он должен закончить урок.
Он взял ее грудь в ладонь, возбуждая сосок, пока она не застонала.
— О, да, — говорил он. — Я задумал намного более действенное наказание.
— Саймон, — глаза ее были вопрошающе расширены. — Я… не понимаю.
— Поймешь.
Он склонился и прижался губами к ее шее, потом процеловал тропку вдоль ключицы вниз, пока не добрался до груди. Он так хотел просто целовать и целовать эту грудь весь день, но сейчас у него была другая цель. Он тронул сосок языком, потом отодвинулся.
Посмотрел на нее, чтобы увидеть реакцию. Она покраснела, но выгнулась навстречу ему, как будто умоляя не останавливаться. Когда он подул на влажный сосок, она вздрогнула.
— Саймон, пожалуйста…
— Что — пожалуйста? — Он снова наклонился и поцеловал ее, но это продолжалось всего секунду. Он хотел, чтобы она почувствовала такое желание, которое причиняет боль, чтобы она готова была сделать все, что угодно, сказать все, что угодно.
101 
