67 
Обратного пути в «Миллениум» ему хватило, чтобы решительно вернуть себя в обычное состояние разумного и здравомыслящего джентльмена. Он непринужденно беседовал с Харли о пьесах Оскара Уайльда, когда двери лифта открылись на тридцать седьмом этаже. Молча проводил ее до двери номера и дождался, пока она вставила магнитную карточку и благополучно открыла дверь.
— Спасибо за чудесный вечер, — проговорил он, пожимая ей руку.
Он считал, что мгновением позже будет наконец в безопасности.
Как всегда, он ошибся…
Ее пальцы, задрожавшие в руке Дункана, буквально пронзили током все его существо, излучая мощный импульс, пламенеющим огнем проникший до глубины мозга и рассыпавший по всему телу искры желания, столь неуместные сейчас. Он стоял в коридоре отеля и, не отрывая взгляда от расширенных глаз Харли, целовал ее теплую, мягкую ладошку.
— Дункан!
Это был едва уловимый шелест губ, почти стон. Он сулил осуществление слишком многих его фантазий.
Дункан со стоном прижал Харли к своему пылающему телу; одной рукой обнимая ее, он другой слегка приподнял ее голову, устремляясь ртом к приоткрывшимся с легким вздохом губам. Желание переполнило его.
Харли, будто обжегшись, оторвалась от его губ. Она подняла на Дункана небесно-голубые глаза — в них отразилось такое же потрясение, которое испытал и он сам.
— Остановись! — выдохнула она с отчаянием в голосе, словно борясь сама с собой, и тотчас обвила руками его шею, приникая к нему долгим поцелуем, податливо изогнувшись всем телом и ошеломляя его легким прикосновением языка.
Дункан чувствовал, что теряет над собой контроль. Харли извивалась в его объятиях, ее горячие, нетерпеливые губы возвращали ему жаркие поцелуи, которые заставляли трепетать каждый мускул его напряженного тела.
— Это не так-то просто, — выдохнул Дункан.
— Да, — произнесла Харли, и огонь, все еще полыхающий в ее глазах, поколебал его решимость. Дункан тяжело вздохнул.
— Я всегда стремился избегать всяческих проблем.
— Как и я.
Она была в нескольких дюймах от него — прекрасная, желанная, пылающая от страсти. Как же он мог остановиться?
— Значит, мы должны остановиться?
— Совершенно верно…
— Тогда спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
И ни один из них не двинулся с места.
Мысли Дункана витали где-то высоко в облаках. Хотя в эту минуту трезвый рассудок был ему, в принципе, не особо нужен.
— Я не хочу этого, — проговорил он.
— Я тоже, — повторила Харли, и он разглядел в ее взгляде ту же искреннюю беспомощность, которую чувствовал сам. Откуда-то пришла мысль отступить на шаг назад. Это ему немного помогло. Он наконец-то смог перевести дух.
— Мы оба взрослые люди и знаем, как справиться с разбушевавшимися гормонами.
— Думаешь, все дело в этом? — мягко спросила Харли.
— Нет, — ощущая, что теряет почву под ногами, ответил Дункан, — дело совсем в другом.
— Меня все это пугает.
— Меня тоже, — он засунул руки в карманы пиджака, — но, Харли, я не гожусь для серьезных отношений.
— Я знаю.
— Я — проблема посложнее, чем та, с которой ты в состоянии справиться.
— Могу себе представить. Что же нам теперь делать?
«Позволь мне любить тебя. Позволь проникнуть в твою нежную, сладостную плоть. Позволь погасить сжигающий нас огонь и вернуть утраченный мной покой».
Так Дункан подумал, а вслух произнес:
— Ты войдешь сейчас в свой номер, закроешь плотно дверь и запрешь ее.
— Хорошо, — согласилась Харли и покорно отступила внутрь комнаты. — Ты уверен, что поступаешь правильно?
— Нет, — улыбнулся Дункан.
Она улыбнулась ему в ответ грустной улыбкой.
— Что же, я тоже. Спокойной ночи, Дункан.
— Доброй ночи, Харли.
Он отступил еще на шаг назад, она сделала то же самое. Дверь медленно закрылась, и, только услышав, как поворачивается в замке ключ, он смог заставить себя уйти, медленно направившись в сторону лифта. Ему хотелось повернуться и броситься назад, но он упрямо шел вперед. Ему надо было немедленно уйти подальше отсюда, туда, где он смог бы вновь обрести здравомыслие.
Дункан поймал такси, но, уже подъезжая к Чарльз-стрит, понял, что не может усидеть на месте. Он расплатился с водителем и пошел пешком. Он шагал квартал за кварталом, вдыхая полной грудью теплый влажный воздух июльской ночи. Ничто не отрезвляло его. Дункан вновь и вновь повторял себе, что не сможет быть счастлив — не помогало. Радость буквально переполняла его, никогда в жизни он не испытывал подобного ощущения.
67 
