19 
Она остановилась от него на расстоянии вытянутой руки, закинув голову, чтобы смотреть прямо ему в глаза.
— Скажу вам лишь одно, милорд. — От волнения голос ее стал напряженным и высоким. — В отличие от вас я высоко ценю истину. И хотя я не возражаю против правдивых замечаний, неважно насколько они нелестны, я не согласна с тем, что вы недавно сказали. Потому что это не так! Вы категорически неправы, и я не вернусь в дом, пока вы не признаете это!
— Неправ в чем? — спросил он. — В том, что вы — ледышка?
По какой-то причине эти слова привели ее в ярость. Он видел, как ее подбородок задрожал от негодования.
— Да в этом, — прошипела она.
Чтобы разозлить ее еще больше, он улыбнулся.
— Я могу это доказать, — сказал он сухим тоном. — Сколько вам лет… двадцать шесть?
— Да.
— И несмотря на то, что вы красивее многих, у вас хорошее происхождение и уважаемая семья, вы так и не приняли предложения ни одного мужчины.
— Верно, — сказала она, слегка удивленная комплиментом.
Он обошел ее кругом, оскорбительно оглядев с ног до головы.
— И вы — девственница… не так ли?
Стало ясно, что вопрос смутил ее. Он с легкостью читал обиду в ее лице, а краску стыда было видно даже в рассеиваемой лишь звездным светом темноте. Ни одна приличная молодая женщина не должна даже думать о том, чтобы ответить на подобный вопрос. После долгой, молчаливой борьбы с собой она едва заметно кивнула.
От этого короткого ответа все внутри него сжалось и запульсировало от яростного возбуждения. Черт бы побрал ее, никогда еще он не находил девственницу желанной. И все же он хотел ее с неистовой силой… он хотел обладать ею и целовать каждый дюйм ее невинного тела… он хотел заставить ее кричать и стонать. Он хотел пережить те ленивые мгновения, когда они будут вместе лежать, потные и усталые от любви. Казалось, за право открыто прикасаться к ней, как и когда пожелает, он отдал бы что угодно. И все же она никогда не будет принадлежать ему. Он лишился всех шансов на это много лет назад, еще до того, как они встретились. Возможно, если бы он вел совсем другую жизнь… Но он не мог освободиться от теней прошлого.
Скрыв свое желание за насмешливой улыбкой, Эндрю развел руками, как бы показывая, что факты говорят сами за себя.
— Красивая, незамужняя, двадцатишестилетняя и девственница. Из этого можно сделать лишь один вывод… ледышка.
— Неправда! Да во мне гораздо больше страсти, больше подлинных чувств, чем когда-либо будет у вас! — Глаза ее сузились, когда она увидела, что он откровенно забавляется. — Не смейте надо мной смеяться! — Она метнулась к нему, подняв руки, словно собираясь наброситься.
С тихим смешком Эндрю ловко схватил ее за плечи, удерживая на безопасном расстоянии… пока не осознал, что она не пытается вцепиться ему в лицо, скорее хочет обнять его за шею. Изумившись, он ослабил хватку, и она тут же сжала его затылок. Она прилагала все возможные усилия, использовала вес своего тела, пытаясь заставить его опустить голову. Он без труда устоял и заглянул в ее личико с недоуменной улыбкой. Он был настолько больше ее, что любая попытка с ее стороны принудить его к чему-либо силой была смешна.
— Каролина, — сказал он, голос его звучал неровно одновременно от смеха и желания, — вы, случайно, не пытаетесь поцеловать меня?
Она продолжала с силой тянуть его вниз, разгневанная и непреклонная. Она что-то шептала, шипя словно разъяренный котенок. — … вам покажу… вы пожалеете… я не холодная, вы наглый заносчивый негодяй…
Эндрю больше не мог этого выносить. Посмотрев на маленькую негодующую женщину в своих объятиях, он утратил способность разумно мыслить. Все, о чем он мог думать — это то, как сильно он ее желает, а пара украденных мгновений в розовом саду ничего не значит в порядке мироздания. Он почти сходил с ума от желания попробовать ее на вкус, прикоснуться к ней, прижать ее тело к своему, и пусть остальной мир катится ко всем чертям. Поэтому он позволил этому случиться. Он расслабился, опустил голову и дал ей притянуть свой рот к ее.
Что-то удивительное произошло с первым нежным прикосновением ее губ — невинно сомкнутых губ, потому что она не умела целоваться. Он почувствовал пугающее, мучительное теснение в груди, его сердце сдавило и сжимало до тех пор, пока он не ощутил, как крепкая стена вокруг него треснула, и внутрь хлынул жар. Она была такой легкой и мягкой в его руках, запах ее кожи был в тысячу раз более соблазнительным, чем запах роз, хрупкая спина выгнулась дугой, когда она попыталась прижаться к нему теснее. Ощущения нарастали слишком сильно, слишком быстро, он застыл от внезапной беспомощности, не зная, куда положить руки, боясь, что если пошевелится, то раздавит ее. Он стал теребить перчатки, сорвал их и бросил на землю. Осторожно Эндрю коснулся спины Каролины, скользнул ладонью к ее талии. Его другая рука дрожала, когда он мягко обхватил ее затылок. О, Боже, она была прекрасна — масса муслина и шелка в его руках — слишком восхитительна, чтобы быть настоящей. Дыхание резко вырывалось из его легких, и он попытался сделать движения осторожными, притянув ее ближе к своему неудержимо возбужденному телу. Увеличив давление поцелуя, он уговорил ее губы раскрыться, дотронулся своим языком к ее, почувствовал ее опьяняющий вкус. Она слегка вздрогнула от непривычной интимности. Он знал, что неправильно так целовать девственницу, но ничего не мог с собой поделать. Из глубины его горла вырвался успокаивающий звук, и он стал ласкать глубже, исследуя теплую неизведанную сладость ее рта. К его изумлению, Каролина застонала и расслабилась в его объятьях, губы ее приоткрылись, язык горячо заскользил по его языку.
19 
