143 
— Что вы, герр фбн Тифенбах! Помощников у меня более чем достаточно.
Шмеллинг вынул из кармана телефонную трубку, нажал всего лишь одну кнопку и сказал всего лишь два слова. И обратился к Фридриху:
— Я, с вашего разрешения, открою ворота на территорию, чтобы наши машины не скапливались у вашего дома со стороны улицы.
— Поступайте так, как сочтете необходимым. За то время, которое вы работали в этом доме, надеюсь, вы знаете, как открыть ворота?
— Конечно, — усмехнулся Шмеллинг.
— Да... А откуда вы так прекрасно постигли садово-оранжерейное ремесло? — спросил Фридрих. — Герр Лемке не мог на вас нарадоваться.
— Дело в том, что лет тридцать тому назад, по студенческому обмену, я заканчивал Лесотехническую академию в Ленинграде.
— Так вы знаете русский язык?!...
— Естественно. Поэтому я и работаю в русском отделе КРИПО.
И комиссар Шмеллинг пошел к входным дверям, чтобы нажать кодовые кнопки, открывающие изнутри наши ворота в сад.
* * *
Их было шестеро и Рэкс. И приехали они не на полицейских, а на обычных частных автомобилях.
Два паренька, которые, как я понял, охраняли нас с Фридрихом на прогулках всю последнюю неделю. Недаром я почувствовал, когда они выдрючивались вокруг нас на своих велосипедах, что от них пахло оружием!..
Сам Шмеллинг и уголовно-разыскной руководитель Рэкса — мой старый и симпатичный знакомый Клаус. Можно сказать, друг еще с тех автобановских времен, когда он единственный взял меня тогда под защиту и запретил отлучать меня от Водилы...
И два очень серьезных мужичка из того «взрывного» отдела, о котором мне в прошлую встречу говорил Рэкс. Мужички были обвешаны кучей приборов и работали не на страх, а на совесть!
Не было уголка в нашем огромном доме, который бы не обшарила эта бригада из шести специалистов и одного Рэкса.
Через два с половиной часа безуспешных поисков, особенно после того как Рэкс обнаружил в гараже, в ящике для рождественских ракет, петербургскую пластиковую сумку с одним лыжным ботинком Фридриха, Людьми из КРИПО было решено, что преступники чего-то испугались и решили отложить на время свою убийственную акцию.
Тем более что мужички из «взрывного» отдела своими умненькими приборами точно определили, что бомба лежала именно в этом яшике!
Но вот кто туда положил вместо бомбы один лыжный ботинок Фридриха фон Тифенбаха, было для всех загадкой. Только не для Рэкса!..
Тот сразу же незаметно загнал меня в угол кабинета, подальше от Людских глаз, и спросил меня прямо в лоб:
— Твоих лап дело?!
Я отвел глаза в сторону и с понтом стал умываться. Дескать, о чем это вы, майн либе герр Рэксик? Впервые слышу...
Тогда этот настырный хам опрокинул меня на спину, прижал своей огромной лапой к полу и сказал:
— Я же говорил тебе, чтобы ты не совался не в свое дело! Мы в нашем отделе уже почти вышли на прямую — нащупали чуть ли не все связи, о которых ты даже представления не имеешь, а ты у нас из-под носа уволакиваешь куда-то одно из важнейших.доказательств! Тогда на кой черт ты мне все это рассказывал?!
Конечно, я даже лежа на спине мог надавать ему по рылу — особенно задними ногами. Но я даже не пошевелился. С точки зрения юридической — Рэкс был абсолютно прав!
Но с МОЕЙ точки зрения — прав был Я. И если все пойдет так, как Я ЭТО задумал, то сегодня же вечером...
Но я даже рта не раскрыл!
Я вспомнил неподвижного, окровавленного Водилу, застреленного дурака Лысого, в клочья растерзанного Алика, рассыпанный и смешавшийся с лужами крови кокаин на ночном автобане в десяти километрах от Мюнхена...
Я представил себе Фридриха фон Тифенбаха и его дочь Монику, да и себя самого, а может быть, и Таню Кох со своим профессором, разорванных взрывом именно в тот момент, когда мы все должны были бы весело встречать Рождество, и не оказал Рэксу ни слова.
Только постарался изобразить на своей морде такую искренность, которую Рэкс вряд ли когда-нибудь видел своей жизни, и жалобно просипел под его тяжеленной лапой:
— Рэксик, родненький... Ну о чем ты говоришь, браток? Разве бы я тебе не сказал?! Ну как ты можешь так обо мне подумать?!
Криминальная полиция уехала, взяв с нас слово — ни с кем не разговаривать об этом, никого из окружающих не подозревать и вообще вести себя так, словно мы ничего не знаем и знать не хотим.
Несколько ошалевшие от почти трехчасового пребывания посторонних людей в нашем доме, мы с Фридрихом наскоро перекусили. Причем Фридриху пришлось даже шлепнуть пару рюмок коньяку, чтобы немножко прийти в себя и оклематься от свалившихся на него новостей. А потом, совершенно обессиленные, мы завалились в гостиной у елки немного передохнуть перед началом приведения себя в порядок и прихода гостей. Фридрих — на свой диван, я — в свое кресло.
143 
