- Ну что ж, прощай, Мидия,
- будь счастлива…
МИДИЯ:
- Все кажется мне — что-то
- забыла я… Скажи — ты пошутил
- насчет столов вертящихся?
МОРН:
- Не помню…
- не помню… все равно… Прощай. Иди.
- Он ждет тебя. Не плачь.
Оба выходят на террасу.
МИДИЯ:
- Прости меня…
- Любили мы — и все ушло куда-то…
- Любили мы — и вот любовь замерзла,
- и вот лежит, одно крыло раскинув,
- поднявши лапки, — мертвый воробей
- на гравии сыром… А мы любили…
- летали мы…
МОРН:
- Смотри, выходит солнце…
- Не оступись — тут скользко, осторожно…
- Прощай… прощай… ты помни… помни только
- блеск на стволе, дождь, солнце… только это…
Пауза.
Морн на террасе один. Видно, как он медленно поворачивает лицо
слева направо, следя за уезжающей. Затем возвращается в гостиную.
МОРН:
- Так. Кончено…
(Вытирает платком голову.)
- На волосах остался
- летучий дождь…
(Пауза.)
- Я полюбил ее
- в тот самый миг, когда у поворота
- мелькнули шляпа, мокрое крыло
- коляски, — и в аллее кипарисной
- исчезли… Я теперь один. Конец.
- Так, обманув свою судьбину, бесу
- корону бросив на потеху, другу
- возлюбленную уступив…
(Пауза.)
- Как тихо
- она по ступеням сходила, ставя
- вперед все ту же ногу, — как дитя…
- Стой, сердце! Жаркий, жаркий клекот, гул
- встает, растет в груди… Нет! Нет! Есть способ:
- глядеться в зеркало, чтоб удержать
- рыданье, превращающее в жабу
- лицо… А! Не могу… В пустынном доме
- и с глазу на глаз с ангелом холодным
- моей бессонной совести… как жить?
- что делать? Боже мой…
(Плачет.)
- Так… так… мне легче.
- То плакал Морн; король совсем спокоен.
- Мне легче… Эти слезы унесли
- соринку из-под века — точку боли.
- Я Гануса, пожалуй, не дождусь…
- Душа растет, душа мужает, — к смерти,
- что к празднику, готовится… Но втайне
- пускай идут приготовленья. Скоро
- настанет день — я Гануса, пожалуй,
- и не дождусь, — настанет, и легко
- убью себя. А мыслью напряженной
- не вызвать смерти; смерть сама придет,
- и я нажму курок почти случайно…
- Да, легче мне, — быть может, это — солнце,
- блестящее сквозь дождь косой… иль нежность —
- сестра меньшая смерти — та, немая,
- сияющая нежность, что встает,
- когда навеки женщина уходит…
- А эти ящики она забыла
- задвинуть…
(Ходит, прибирает.)
- …Книги повалились на бок,
- как мысли, если вытянет печаль
- и унесет одну из них; о Боге…
- Рояль открыт на баркароле: звуки
- нарядные она любила… Столик,
- что скошенный лужок: тут был портрет
- ее родных, еще кого-то, карты,
- какая-то шкатулка… Все взяла…
- И — словно в песне — мне остались только
- вот эти розы{20}: ржавчиною нежной
- чуть тронуты их мятые края,
- и в длинной вазе прелью, смертью пахнет
- вода, как под старинными мостами.
- Меня волнует, розы, ваша гниль
- медовая… Воды вам надо свежей.
Уходит в дверь направо.
Сцена некоторое время пуста. Затем — быстрый, бледный, в лохмотьях — с террасы входит Ганус.
ГАНУС:
- Морн… Морн… где Морн?.. Тропою каменистой,
- между кустов… Какой-то сад… и вот —
- я у него в гостиной… Это сон,
- но до того как я проснусь… Здесь тихо…
- Неужто он ушел? На что решиться?
- Ждать? Боже, Боже, Боже, ты позволь мне
- с ним встретиться наедине!.. Прицелюсь
- и выстрелю… И кончено!.. Кто это?..
- Ах, только отраженье оборванца…
- Я зеркалов боюсь… Что делать дальше?
- Рука дрожит, напрасно я вина
- там выпил, в той таверне, под горою…
- И шум в ушах… А может быть? Да, точно!
- Шуршат шаги… Теперь скорей… Куда бы…
И прячется слева за угол шкафа, выхватив пистолет. Возвращается Морн. Возится с цветами у стола, спиной к Ганусу. Ганус, подавшись вперед, дрожащей рукой целится.