Мэдисон отошла от двери.
То, что он сделал, было всего лишь своего рода демонстрацией власти. А то, что сделала она, было позором. Но думать об этом, равно как и о том, что он рассказывал ей о похищенных женщинах, бессмысленно.
Внезапно Мэдисон увидела еще одну дверь.
Может, за ней ванная?
Мэдисон дернула ручку.
Точно.
Она разделась, включила душ и, взяв мыло, встала под струи воды, чтобы смыть с себя запах Тарика и его поцелуи. Выйдя из ванной, она открыла встроенный шкаф, где нашла джинсы и рубашки. Разумеется, это его одежда, и ей не хотелось ощущать ее на своем теле, но разве у нее был выбор?
Быстро одевшись, Мэдисон подвернула штанины джинсов и затянула на талии ремень. Рубашка была тонкой и мягкой на ощупь, словно шелк. Она оказалась слишком большой, и Мэдисон пришлось закатать рукава и завязать полы узлом.
Вернувшись в ванную, она бросила критический взгляд в зеркало.
На борт самолета поднималась элегантная деловая женщина. Та, что сейчас смотрела на нее из зеркала, больше напоминала огородное пугало.
Никакого макияжа. Влажные волосы падают на плечи непослушными волнистыми прядями. Мэдисон знала, что нелепо выглядит, но ей было все равно.
Единственное, что сейчас имело для нее значение, — выяснить, что замышляет Тарик.
Не собирается же он на самом деле вывезти меня из Штатов? Он же не идиот. Я ведь могу подать на него в суд.
Он должен это понимать.
Взявшись за дверную ручку, Мэдисон остановилась, глубоко вдохнула, медленно выдохнула и покинула комнату отдыха.
Тарик сидел на одном из кожаных диванов. На коленях у него лежал ноутбук. На столике рядом с ним стоял высокий бокал, наполненный кубиками льда. Мужчина казался спокойным и собранным. Его одежда и прическа выглядели безукоризненно.
Почему это так ее разозлило?
— Тарик.
Подняв глаза, он окинул взглядом ее фигуру. Его лицо было непроницаемым, и внутри у нее все начало закипать.
— Вижу, ты нашла что надеть.
Мэдисон гордо подняла подбородок.
— Не мой стиль, конечно, но сойдет.
— Итак, я тебя внимательно слушаю.
— Я требую, чтобы ты мне все объяснил.
— Правда? — На его губах заиграла легкая улыбка, немного смягчившая его суровые черты. — Я с удовольствием подчинюсь, habiba , хотя, по-моему, все и так ясно.
Он пытался сбить ее с толку, и ему это удалось, но будь она проклята, если покажет ему свое замешательство.
— Через сколько часов мы будем дома?
— Сядь, Мэдисон.
— Отвечай на мой вопрос.
Его глаза сузились.
— Смени тон, и я, возможно, сделаю это.
Что за неприятный тип!
— Не мог бы ты мне сказать, сколько осталось до…
— Шесть часов.
Она заморгала.
— Шесть?
— Мы летим уже четыре часа. Еще шесть — и мы в Дубааке.
— Я имела в виду Нью-Йорк. Если ты надеешься меня запугать, делая вид, что мы…
— Зачем мне тебя пугать, habiba ? Мой дом в Дубааке. Туда мы и направляемся.
— Хочешь сказать… ты не шутил, когда говорил… Тарик поднялся.
Когда Мэдисон наконец вышла из комнаты отдыха, на ее щеках горел румянец. Сейчас она резко побледнела, и он испугался, что она может упасть в обморок. Однажды с ней такое уже произошло по его вине, но больше он этого не допустит.
Он и так уже винил себя за то, что занимался с ней любовью, не спросив ее, не навредит ли это ребенку.
— Сядь, а то грохнешься в обморок, — сказал он, и, прежде, чем Мэдисон успела возразить, схватил ее за руку и усадил рядом с собой на диван.
— Нет, — прошептала она.
— Прислонись ко мне.
— Я в порядке.
— Разве я спрашивал твое мнение, habiba ? Прислонись ко мне.
Мэдисон хотела проигнорировать его команду, но он, положив ладонь ей на затылок, притянул ее к себе, и ей ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
Правда заключалась в том, что у нее действительно кружилась голова. Доктор сказал, что у нее отличное здоровье, но на ранних сроках беременности бывают недомогания.
— А-а, — простонала она, закрыв глаза. Покалывающее ощущение холода на затылке было таким приятным.
Должно быть, он взял из стакана кубик льда.
— Теперь лучше?
Просто восхитительно, подумала Мэдисон, но лишь кивнула в ответ.
— Причина в беременности? Ты…
— Нет, с ребенком все в порядке.
— Возможно, нам не следовало… — Тарик замолчал, и она почувствовала у себя на виске его теплое дыхание. — Возможно, нам не следовало заниматься любовью.