А затем вспомнила, что не должна так думать. Ни красота морского пейзажа, ничто другое в этом мире не могло изменить случившегося.
Она потеряла ребенка.
Она потеряла мужа.
На глаза Мэдисон навернулись слезы, но она не дала им пролиться. Слезами горю не поможешь.
Тарик женился на ней только из-за ребенка. Раз ребенка больше нет, значит, их брак тоже не имеет больше смысла.
Все это было логично, за исключением одного нюанса.
Она влюбилась в своего мужа.
Но Тарик не любил ее, и она всегда это знала. Он был с ней мягок. Даже предложил провести ночь с ней в больнице. Предложил, вместо того, чтобы просто это сделать. Она отказалась, но лишь потому, что не хотела, чтобы он чувствовал себя обязанным.
Если бы он ее любил, если бы она значила для него больше, нежели просто женщина, которая ждала от него ребенка, он бы не спрашивал или, по крайней мере, проигнорировал ее отказ. Остался бы рядом с ней, заключил бы ее в объятия, сказал бы: Habiba, я люблю тебя и оплакиваю вместе с тобой нашего ребенка, но ты должна знать, что я счастлив с тобой и хочу, чтобы ты осталась в моей жизни навсегда.
Но этого не произошло. Более того, за все это время Тарик ни разу к ней не прикоснулся. Он все время проводил на работе, словно она была для него важнее жены. Прояви он хоть раз участие…
— Мэдисон…
Обернувшись, она увидела Тарика, идущего к ней по пляжу. Она могла бы убежать, но это не имело смысла. Внутри у нее все сжалось. Она знала, зачем он пришел, и решила все сказать первой.
— Мэдисон, я тебя искал.
— Правда? — Она облизала губы. — Я хотела немного побыть одна, чтобы все обдумать.
— Ты в порядке?
— Да, спасибо, — вежливо ответила она. — Разумеется, все не так, как раньше, но этого следовало ожидать. Давай будет друг с другом откровенны. Потеряв ребенка, мы потеряли что-то еще… Необходимость оставаться мужем и женой. — Она помедлила. — Ты заставил меня выйти за тебя замуж, потому что я ждала от тебя ребенка. Но раз его больше нет, в нашем браке нет смысла. — Мэдисон посмотрела на мужа.
Его лицо было непроницаемым. Очевидно, он сам уже все для себя решил.
— Это все? — спросил Тарик. — Ты все сказала?
— Нет, есть еще кое-что. — Мэдисон сглотнула. — Я хочу вернуться домой. К своей привычной жизни.
На его лице не дернулся ни один мускул.
— Хорошо. Сегодня днем мой пилот отвезет тебя в Нью-Йорк. Я поговорю со своим адвокатом. Он свяжется с тобой на следующей неделе и обсудит с тобой размер компенсации.
— Какой еще компенсации? — возмутилась Мэдисон. — Ты ничем мне не обязан, и я не нуждаюсь в твоих деньгах. Я лишь хочу, чтобы все закончилось как можно быстрее.
— В таком случае, вот что я тебе скажу. Раз у нас была традиционная свадьба, значит, и развод нужен только традиционный.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что я, Тарик, кронпринц Дубаака и наследник престола, освобождаю тебя от всех брачных клятв и обязательств.
Мэдисон захлопала глазами.
— И все?
— Все. Таков еще один обычай.
Она засмеялась и, пока ее смех не превратился в слезы, убежала прочь.
Тарик сдержал слово, и два часа спустя его самолет с Мэдисон на борту поднялся в воздух.
Она не взяла ничего из того, что он ей подарил. Очевидно, не хотела, чтобы в будущем ей что-то напоминало о нем.
Но ему было все равно, убеждал он себя, несмотря на боль, сдавившую его грудь. Он не мог любить женщину, которая не любила его.
Тарик был еще не готов к разговору с отцом, поэтому распорядился, чтобы обед ему подали в кабинет.
Захара была молчалива, когда обслуживала его. Он ее поблагодарил, но пожилая женщина не ответила. Ее губы были плотно сжаты. Захара заботилась о них с Шарифом с раннего детства, и он понял, что она чем-то недовольна.
— Что у тебя на уме, Захара? — спросил он.
— Ничего, — отрезала она. — Точнее, есть кое-что, но я сомневаюсь, что вы захотите это выслушать.
Захара впервые разговаривала с ним таким тоном, и он был заинтригован.
— Говори!
— Вы отослали ее!
— Отослал… — Его лицо помрачнело, он вскочил из-за стола. — Да что ты о себе возомнила! Если ты думаешь, что я буду обсуждать с тобой свою личную жизнь…
Захара засунула руку в карман передника и, достав оттуда что-то, бросила на стол.
Это была бриллиантовая подвеска.
— Она оставила это.
— Она оставила все, и что с того?