Но еще больше они боялись ее.
Катя не сомневалась, что гости «Гармонии» слышали эту историю.
– За страх! – пренебрежительно произнесла она. – За этот единственный безотказный рычаг!
Она осушила стакан.
Иногда ей казалось, что весь мир населен корпоративными евнухами, бюрократами и крохоборами. Существами, лишенными внутренней-силы. Трусливыми насекомыми с ничтожным полем зрения. Сама мысль о том, чтобы допустить кого-нибудь из них к своему телу, вызывала у Кати озноб, несмотря на водку, разгоняющую кровь.
Катя направилась к морозильнику, открыла его и налила себе еще стакан. Она захлопнула морозильник решительным движением.
«Еще один, – мысленно произнесла она. – Сегодня я заслужила это удовольствие».
Она осушила стакан быстро и жадно, как будто оправдывала нарушение установленных ею самой правил о том, сколько водки и когда она может выпить безбоязненно.
Но какая разница? Катя ощутила горечь. «Я одинока. Я гордо оставляю двери незапертыми, но никому не хватает смелости, чтобы попытаться проникнуть сюда».
С ощущением беспричинного беспокойства Катя вернулась в спальню. Прозрачные портьеры, прикрывающие раздвижную стеклянную дверь, раздувал ночной ветер.
Но этот ветер принес новый запах. Запах мужчины.
Кто-то ждал ее в комнате.
Едва Катя собралась вскрикнуть, как сильная рука обхватила ее тело пониже груди. Мозолистая ладонь зажала приоткрытый рот. Он прижимал ее гибкое тело к собственному одной рукой, легко удерживая ее, усмехаясь над ее жалким сопротивлением.
Катя попыталась набрать в легкие побольше воздуха, чтобы закричать, но чужая ладонь по-прежнему закрывала ей рот и нос. Она душила Катю. Железная рука сковала ее грудную клетку, больно стискивала грудь, выжимала из нее жизнь.
– Знаешь, я мог бы убить тебя, – негромко прошептал ночной гость.
Катя похолодела. Ее терзали неуверенность, страх… и еще одно чувство, такое же примитивное, как боязнь смерти.
– Ты знаешь об этом? – хрипло спросил мужчина. Она кивнула.
– Может, я так и сделаю, – добавил он.
Его губы касались уха Кати. Он небрежно напряг бицепс, вдавившийся в ее грудь. Силы хватило бы ему, чтобы раздавить ее. Катя содрогнулась.
Неужели наконец настала та самая минута? Трепет страха и возбуждения пронзил ее. Мужчина медленно втянул воздух носом, словно только что почуял запах тела Кати после купания, ее страха и еще чего-то примитивного, почти животного. Он беззвучно рассмеялся.
– А может, и не убью, – прошептал он. – В другой раз. Живи, пока будешь послушной.
Стальная рука разжалась. Катя вздохнула.
Его ладонь заскользила по прозрачному шелку ночной сорочки, замерев под изгибом ее груди. Он потерся подбородком о нежную кожу за ухом Кати.
Густая щетина больно кололась – должно быть, он не брился целую неделю. Его дыхание распространяло застарелый перегар водки с оттенком экзотических специй – вероятно, карри или китайского чили.
Катя приподнялась на цыпочки и вдохнула этот запах. Ее тело дрожало от напряжения, но она не издала ни звука.
– Ты одна? – спросил мужчина.
Она кивнула.
Он не спеша убрал правую руку от ее губ, продолжая удерживать ее рядом с собой левой рукой. Он медлил, в любой миг ожидая ее крика о помощи.
Но она не закричала.
– Ты усвоила урок, – заметил он.
Катя молчала, и он опустил руку, медленно поглаживая кожу в ложбинке между грудей, а затем – вокруг правого соска.
Кожа на его пальцах была заскорузлой. Мозоли оставляли зацепки на тонком шелке. И оказывали еще более любопытное воздействие.
Катя ощутила, как ее сосок невольно напрягся.
Кончики грубых пальцев сомкнулись вокруг него е неожиданной силой. Катя охнула. Он провел ладонью по шелку и вновь сжал сосок.
– Не трудись кричать, – приглушенно предупредил он. – Я убью всякого, кто войдет сюда. Но первой умрешь ты.
В этом Катя не сомневалась.
Рука вновь прошлась по ее груди. Катя услышала еле уловимый шорох металла о ткань. Перед ее лицом появился нож. Нож был острым, с прямым кончиком и глубоким кровостоком вдоль спинки лезвия.
Лунный свет блеснул на металле, холодном, как застывшая ртуть.
– Я сделаю все, что ты захочешь, – дрожа, прошептала Катя. – Не надо ранить меня.
– Конечно, ты сделаешь все, что я захочу. Нож делает женщин на редкость послушными.
Он ослабил руку на ее груди и провел ладонью по ее упругому животу.