Все они заодно, вся семейка. А он был настолько глуп, что дал себя провести.
Свадебный подарок невесте… Голос Петры Монтекью до сих пор звучал у него в ушах. Вы ведь не хотите, чтобы ваш тесть оказался выброшенным на улицу…
Проклятие! О чем он только думал? Никогда раньше Сантос не платил прежде, чем контракт был окончательно заключен и подписан, а тут чуть ослабил хватку, и чертово семейство Монтекью мигом этим воспользовалось.
— Вы должны желать Натали счастья.
— Она была бы счастлива с Сантосом! — запричитала Петра. — Мы все могли бы быть счастливы, если б удалось устроить их свадьбу!
— Но этот брак не принес бы ей счастья, — настаивала Алекса. — Она просто не посмела признаться, пока шла подготовка к свадьбе.
С того места, где он стоял, Сантос мог видеть лицо Алексы. Он внезапно понял, что не может отвести от нее глаз.
«Дурнушка» — так охарактеризовала ее мачеха. «Скучная и старомодная». Но даже на приеме перед свадьбой она не показалась ему такой. В ней не было яркой, броской красоты Натали. Все тона словно смягчены. Волосы — русые, а не белокурые, как у сестры. Вместо ярко-голубых глаз Натали — удивительные карие. В зависимости от освещения и настроения они могли казаться и зелеными, и совсем темными. И одевалась она куда скромнее, не в пример вызывающим ультрамодным нарядам сестры. Но ее стиль нельзя назвать скучным.
Сейчас, даже с учетом вычурной прически, профиль Алексы поражал чистотой линий, невольно притягивал взгляд. Кожа — белая, почти прозрачная, а ресницы могли, казалось, поднять легкий ветерок, взмахни она ими, — такие они были длинные.
Высокая и стройная, девушка могла показаться худой, но в ней была природная грация. Конечно, Алекса не обладала пышными формами, как ее сестра. Но было в ней что-то, что зацепило его и не отпускало.
При первой их встрече Алекса держалась так холодно, так отстраненно, что сразу же оттолкнула его. Карие глаза смотрели на него с выражением, к которому он привык с детства, — напоминающим о его происхождении, о том, что пятно трущоб до сей поры лежит на нем. Немудрено, что он отдал предпочтение Натали, а не этой холодной, неприветливой женщине.
Но сейчас Сантос уже не знал, правильный ли выбор сделал.
— С уверенностью можно сказать лишь одно, — спокойный, рассудительный голос Алексы отчетливо доносился даже сквозь истерические выкрики ее мачехи и беспомощные попытки отца их остановить. — Свадьбы сегодня не будет. Я не могла позволить Натали через это пройти.
Не могла… Сантос сжал кулаки.
Ах ты черт, не могла. Все-таки она поучаствовала в побеге сестры. Знала, что Натали собирается нарушить обещание, и помогла ей сбежать.
Помогла публично его унизить.
— Мне очень жаль, что приготовления оказались напрасными, но уверена, все к лучшему. Теперь нам лишь остается разойтись по домам.
Она сделала шаг вперед, собираясь выйти из церкви…
— Нет!
Это не должно случиться. Нельзя позволить ей просто уйти. Спутать ему все карты, а затем спокойно удалиться. Сантос пришел в бешенство при мысли о том, что его одурачили, ограбили. Надо действовать. Протянув руку, он ухватил Алексу за плечо и развернул к себе. Пусть Натали вне зоны его досягаемости, сестра ее пока здесь.
Семья Монтекью ему задолжала — и ему все равно, кто будет расплачиваться. Но кто-нибудь расплатиться должен. И эта вторая дочка — самая подходящая кандидатура.
Вначале надо устроить так, чтобы она не смогла сбежать по примеру первой.
— Нет, — повторил он с нажимом. — Никуда вы не уходите — вы едете со мной.
— Зачем?
Второй раз Алексе пришлось сопротивляться искушению хорошенько пнуть этого наглого типа, посмевшего ее к чему-то принуждать. И снова ее остановила мысль о свидетелях.
— Зачем мне куда-то с вами ехать?
— Потому что я вас прошу, — с неожиданной быстрой улыбкой ответил Сантос.
Выражение его лица изменилось так моментально, что она удивленно моргнула. Вместо надменного тирана перед ней возникло воплощенное обаяние.
И его обаяние сработало, невольно призналась себе Алекса, чувствуя, как в ответ на притягательную улыбку Сантоса сильнее забилось сердце. Ей было неприятно сознавать, что она поддается чарам опытного соблазнителя, но ничего поделать с собой она не могла. Когда его губы начинали складываться в улыбку, а глаза — сиять, все ее недоверие куда-то отступало.