ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>

В сетях соблазна

Симпатичный роман. Очередная сказка о Золушке >>>>>

Невеста по завещанию

Очень понравилось, адекватные герои читается легко приятный юмор и диалоги героев без приторности >>>>>




  27  

– Замечательно. Мы с вами обогащаем западную мысль перлами ее диалектики.

– Слово «диалектика» идет в ход, когда нет никакого другого в запасе, не так ли?

– Верно подмечено. Это такой джокер гостиных.

– Напрашивается вывод, что вам больше нечего мне сказать?

– Да мне вообще нечего вам сказать, мадемуазель. Когда человек подыхает со скуки, как подыхаю я вот уже двадцать пятый год, ему нечего сказать людям. Если он ищет их общества, так это в надежде, что его развлекут, – не умом, так хотя бы глупостью. Давайте, я жду, сделайте что-нибудь, развлеките меня.

– Не знаю, удастся ли мне вас развлечь, но смутить вас я сумею точно.

– Смутить меня! Ай-ай-ай, детка, мое уважение к вам упало ниже нулевой отметки. Смутить меня! Вы могли бы, конечно, выразиться и хуже, сказать просто «смутить» – и точка. Из какой бишь эпохи употребление этого глагола как непереходного? Из мая шестьдесят восьмого? Меня бы это не удивило, от него так и шибает доморощенным коктейлем Молотова, доморощенной баррикадой, доморощенной революцией для сытых студентиков, доморощенной зарей нового дня для папенькиных сынков. Желание «смутить», то есть «посеять смуту», закомпостировать мозги – и никаких прямых дополнений, звучит по-книжному, да и куда как удобней, потому что, в сущности, позволяет не формулировать то, что сформулировать бы затруднились.

– Ну и зачем вы сотрясаете воздух? Я-то ведь употребила прямое дополнение: «смутить вас», сказала я.

– Да уж. Немногим лучше. Вам, детка, самое место в учреждении социальной помощи. Самое смешное – что эти желающие смутить еще и гордятся собой: они говорят с вами так самодовольно, прямо тебе мессии в процессе развития. Миссия у них еще та, доложу я вам! Ну что ж, валяйте, компостируйте мне мозги, смущайте меня, посмеемся.

– Поразительно, но я вас уже развлекла.

– Я – благодарная публика. Продолжайте.

– Ладно. Если я не ослышалась, вам нечего мне сказать. Я не могу ответить тем же.

– Постойте, я сам угадаю. Что имеет мне сказать заурядная бабенка вроде вас? Что я в своем творчестве не восславил женщину? Что без женщины мужчине не раскрыть свои таланты?

– Мимо.

– Тогда вы, наверно, хотите узнать, кто ведет у меня хозяйство?

– Почему бы нет? Может, на эту тему вы скажете наконец что-то интересное.

– Вот-вот, шпильки – оружие слабаков. Что ж, да будет вам известно, одна особа, уроженка Португалии, еженедельно по четвергам делает в квартире уборку и забирает грязное белье. Вот вам женщина, у которой, по крайней мере, достойная работа.

– В вашем мировоззрении место женщины дома с веником и тряпкой?

– В моем мировоззрении женщина вообще не существует.

– Час от часу не легче. Верно, Нобелевский комитет в полном составе перегрелся на солнце в тот день, когда присудил вам премию.

– Вот тут мы с вами согласны. Эта премия – величайшее в мире недоразумение. Удостоить меня этой награды в области литературы – все равно что присудить Нобелевскую премию мира Саддаму Хуссейну.

– Вы себе льстите. До лавров Саддама вам далеко.

– Естественно, меня ведь не читают. Если б читали, я принес бы куда больше вреда, а стало быть, затмил бы его.

– Да, но что поделаешь, не читают вас. Как вы объясните этот всеобщий бойкот ваших книг?

– Инстинкт самосохранения. Иммунный рефлекс.

– Вы умеете находить лестные для вас объяснения. А вам не приходило в голову, что вас не читают просто-напросто потому, что это скучно?

– Скучно? Какой прелестный эвфемизм! Скажите уж сразу, что мои книги дерьмо!

– Не вижу необходимости употреблять ненормативную лексику. И не уклоняйтесь, пожалуйста, от вопроса, господин Тах.

– Скучен ли я? Извольте, я дам вам самый что ни на есть чистосердечный ответ: понятия не имею. Из всех жителей нашей планеты я здесь наименее объективный судья. Кант наверняка считал «Критику чистого разума» увлекательнейшей книгой, и в этом нет его вины: он ведь корпел над ней всю жизнь. Поэтому я вынужден переадресовать вам, мадемуазель, ваш вопрос ребром: скажите, я скучен? Как бы вы ни были глупы, ваш ответ представляет больше интереса, чем мой, – даже если вы меня не читали, в чем я не сомневаюсь.

– Вот и ошибаетесь. Перед вами один из редких человеческих экземпляров, одолевший ваше полное собрание сочинений, все двадцать два тома, не пропустив ни строчки.

У толстяка отвисла челюсть на целых сорок секунд.

  27