35 
— Ты забыла, — чудовищно спокойным голосом говорит он, когда я наконец перевожу взгляд на его глаза. В них больше нет звездочек и отражается лишь боль и холодная злоба. Он кладет на стол передо мной мокрую перчатку. — Может, еще пригодится.
Я не знаю, что говорить. Мэгги, стремясь спасти положение, смеется, словно услышала шутку.
— Ребята, давайте успокоимся. Эдвин, ты нас неправильно понял. Кэтлин всего лишь хотела…
— Я правильно ее понял, — резко и сухо говорит он, засовывая руки в карманы и становясь бесконечно далеким. Мне кажется, я медленно умираю. — Удачи, — небрежно произносит он. — Вам обеим.
Я вскакиваю с места, еще не зная, что намереваюсь предпринять, но Эдвин уже широкими торопливыми шагами идет к выходу. Вытираю с глаз слезы и устремляюсь вслед за ним, но Мэгги меня удерживает.
— Оставь его. Прежде чем объясняться, вам обоим надо прийти в себя.
— Прийти в себя?! — трясясь от негодования, кричу я. — Да что ты в этом понимаешь?!
На меня вдруг наваливается беспомощность и слабость, и я, закрывая лицо руками, опускаюсь на место и ложусь головой и грудью на стол. Мне так плохо, что я не могу даже толком поплакать.
Мэгги принимается гладить меня по голове.
— Не убивайся ты так, ну пожалуйста. Вот увидишь, он как миленький выслушает тебя, поймет и вы наконец сойдетесь. Иначе не может быть. Вы правда созданы друг для друга и доказали это — себе и всем остальным, в том числе и мне.
Я не желаю ее слушать и принимать эти жалкие утешения. В душе монреальская стужа, в затылок бьет праздное барное многоголосие, лицо сковано не то ужасом, не то сокрушительной силы раскаянием, не то предельным отчаянием.
— А знаешь, я теперь тоже верю в судьбу, — с неуместной мечтательностью говорит Мэгги. — Даже вдруг подумала: не завязать ли мне и с Фэрроу, и с Миллером? Чтобы дождаться и встретить своего единственного очистившейся и обновленной? А? — Она пошлепывает меня по плечу.
Я с неизвестно откуда взявшейся силой рывком поднимаю голову.
— Как ты можешь настолько умиротворенно рассуждать бог знает о чем? — Резко распрямляю спину, брезгливо стягиваю с руки треклятую вторую перчатку, бросаю ее вместе с первой на пол и приковываю к Мэгги исполненный ослепляющей злобы взгляд.
— Не бог знает о чем, а о моем счастье, — оправдывается она.
— Испортила жизнь мне и тут же не моргнув глазом принялась строить планы о том, как самой заполучить счастье, да?
Мэгги ахает и округляет глаза.
— Да ты что?!
— Это ты, ты заставила меня рядиться в эти жуткие развратные платья! — будто в истерике кричу я, не в состоянии управлять собой.
— Замолчи! — Мэгги шлепает по столу рукой.
Я вдруг сознаю, что несу полный бред, и замираю.
— Нисколько они не развратные! — звонко произносит Мэгги, наклоняясь ко мне. — И никому я не портила жизнь, а хотела как лучше! Думала, я помогаю, жертвовала своим временем, отношениями с клиентами…
Я пытаюсь взять ее за руку, чтобы, когда она замолчит, забрать свои слова обратно и попросить прощения, но Мэгги отталкивает мою руку, хватает сумку и выскакивает из-за стола.
— Я говорила тебе: давай лучше встретимся в другом месте, а то он, не дай бог, нас раскусит, — говорит она, тыча в меня пальцем, — но ты заявила, что тебе будет необходимо тут же все рассказать, не помнишь?
— Помню, — бормочу я, чувствуя себя жалкой, кругом виноватой и беспредельно несчастной.
— Да, может, мой план был и не идеальным, но ты могла не принимать его, а действовать по-своему! — обвинительным тоном кричит Мэг. — Я старалась, потому что мне небезразлично, как сложится судьба моей подруги, а она, видите ли, считает, что я умышленно порчу ей жизнь! Раз так, давай пойдем разными дорогами. — Она резко поворачивается и, стуча каблучками, тоже идет к выходу.
Я бросаюсь вслед за ней и хватаю ее за футболку.
— Мэг! Умоляю, хоть ты не бросай меня…
Мэгги останавливается, медленно поворачивается, мы несколько мгновений смотрим друг другу в наполненные влагой глаза и обнимаемся. Я рыдаю у нее на груди, окунаясь с головой в свое горе.
— Ну перестань, ну не надо… — бормочет Мэгги, сама всхлипывая.
Обнявшись, мы возвращаемся к столику. Народу в баре битком, но на столе остались наши бокалы, моя сумка, очки и шляпа, а на полу лежат несчастные, по сути ни в чем не повинные перчатки, отодвинут и третий стул, поэтому кажется, что тут сидит целая компания, отлучившаяся к стойке или в туалет, и столик не поспешили занять.
35 
