9

А он в это время – когда ее пальцы скользили по его телу – стоял как вкопанный и молчал. Ни звука, ни слова, ни одного движения. И именно эта его немая неподвижность еще сильнее возбуждала ее, придавала ей больше смелости в действиях. Но стоило ему лишь моргнуть, пошевелить мизинцем или заикнуться полусловом о чем-то, как она тут же настороженно, пугливо замирала, подобно птичке, услышавшей движения подбирающейся к ней кошки и приготовившейся в любой момент вспорхнуть в воздух.

Но Роберто интуитивно чувствовал: чтобы не спугнуть Кейт, чтобы получить от ее прикосновений больше удовольствия и продлить еще на несколько минут этот момент неожиданного сближения с ней, надо молчать и меньше двигаться. И он молчал и почти не шевелился. Но глаза цвета темного шоколада ни на секунду не переставали следить за каждым ее движением, за перемещением пальцев по всему его торсу, за постоянно меняющимся выражением ее красивого лица.

Зрачки женщины расширялись и темнели всякий раз, когда она, тщательно обследуя и изучая тело Роберто, делала для себя какое-то новое открытие, будь то необычайная жесткость завитков волос на груди или изгиб грудной клетки, шелковая гладкость кожи или твердость маленьких мужских сосков.

– Кейт, – шепотом произнес он ее имя и тут же осекся, затаил дыхание, не стал добавлять другие слова, испугавшись, что они могут вывести ее из транса, в который она впала, лаская, любя его пальцами, могут охладить или даже остановить, заморозить так внезапно начавшееся между ними потепление.

Но в следующее мгновенье Кейт вдруг улыбнулась, и он вновь затаил дыхание, но на этот раз с чувством облегчения и даже, может быть, радости. Прошло еще несколько мгновений – и кровь будто воспламенилась в его жилах, с новой силой хлынула во все клетки, рванулась к сердцу. Энергия и жизнеутверждающий энтузиазм переполняли Роберто, и ему вдруг нестерпимо захотелось самому прикоснуться к ней, обнять ее, приласкать…

Наклонив голову, он попытался было поцеловать Кейт, но она изящно увернулась и, вновь лучезарно улыбнувшись, нежно прикрыла его губы ладонью. Он поцеловал ее ладонь, теплую и источавшую какой-то тонкий, неуловимый запах. Потом его губы стали мягко прикасаться к каждому ее пальчику, и через мгновение он услышал слабые, прерывистые вздохи и ощутил на губах ее дыхание, нежное, как дуновение ночного ветерка над гладью дремлющего моря.

Когда она, расстегнув пряжку, ослабила на нем темно-коричневый ремень, когда ее руки скользнули под ослепительную белизну его рубашки и потянули ее с плеч вниз, сердце Роберто заработало, как насос, и кровь стала еще сильнее разгоняться по всем закоулкам тела. Проснувшееся в мужчине неодолимое желание овладеть этой женщиной быстро превратилось в навязчивую идею, которая не замедлила вызвать некоторые, почти болезненные ощущения, мешавшие ему думать о чем-либо еще, кроме обладания этой невыносимо желанной женщиной.

– Керида, амор мио. Дорогая, любовь моя, – не переставал он страстно нашептывать ей на ухо.

На нем уже не было рубашки – смятым комком она валялась на полу около дивана, и вместо нее тело Роберто теперь согревали теплые руки, мягкие губы и трепещущий, влажный язык Кейт.

  38