111 
Это правило и некоторые другие остались в списке новых инструкций Ветинари, словно некий памятник ушедшей славе прежнего футбола. Их явно оставили в качестве подачки общественному мнению. Нельзя позволять властям такие штуки. Всего лишь потому что Ветинари тиран и может легко казнить кого захочет, люди действовали так, словно боялись его. Кто-то должен объяснить им, что это неправильно. Мир и прежде несколько раз переворачивался вверх тормашками. Гленда не вполне понимала свои собственные мысли, но желание помешать Ветинари спокойно проворачивать его фокусы внезапно стало очень сильным. Люди сами должны решать, когда им вести себя глупо и старомодно; нельзя, чтобы знать указывала всем, что и когда делать.
С великой решимостью она сняла с вешалки плащ, накинула его прямо поверх фартука, и, после некоторых размышлений, взяла из буфета парочку пирожных. Даже там, где без пользы разобьётся в щепы стенобитный таран, дорогу проложит хорошая выпечка.
В Продолговатом кабинете секретарь патриция взглянул на секундомер.
— На пятьдесят секунд хуже вашего личного рекорда, милорд.
— Явное свидетельство вреда алкоголя, Барабантт, — мрачно сказал Ветинари.
— Подозреваю, иных доказательств и не нужно, — со слабой улыбкой заметил Барабантт.
— Хотя, справедливости ради, я должен заметить, что эта загадочная Шарлота из «Таймс» является наиболее коварной среди их составителей кроссвордов, а ведь эти составители та ещё компания. Но она! Аббревиатуры, чётные и нечётные, скрытые слова, инвертированные слова, а теперь ещё и диагонали! Как она такое делает?
— Но вы же одолели эту загадку, сэр.
— Только разгадку, а не загадку. Загадывать гораздо сложнее. — Ветинари поднял палец. — Это она, владелица магазина домашних животных с Пелликул Степс, помяните моё слово. Её в последнее время не упоминали среди отгадавших, следовательно, именно она составляет эти кроссворды.
— Женщины порой обладают весьма изощрённым умом, милорд.
Ветинари посмотрел на своего секретаря в немом изумлении.
— Разумеется, так и должно быть, Барабантт. Им же приходится иметь дело с мужчинами. Полагаю…
В дверь кабинета деликатно постучали. Ветинари вернулся к кроссворду, в то время как Барабантт выскользнул из комнаты. После тихого диалога секретарь вернулся.
— Похоже, некая молодая женщина пробралась во Дворец сквозь задние ворота, подкупив охрану, сэр. Они приняли взятку вопреки вашим прямым приказам, после чего она проникла в гостиную. Вскоре она обнаружит, что двери заперты. Она желает видеть вас, потому что, как она заявила, у неё есть жалоба. Это девушка.
Ветинари взглянул на секретаря поверх газеты.
— Передайте ей, что тут я помочь не в силах. Может, не знаю, ей попробовать пользоваться другим парфюмом?
— Я имел в виду, что она из прислуги, сэр. Её зовут Гленда Эвфемизм.
— Скажите ей… — Ветинари помедлил, а потом улыбнулся. — Ах, да, Эвфемизм. Она подкупила охрану едой? Возможно, выпечкой?
— Прекрасно, сэр! Пирожные. Но как вы…?
— Она повариха, Барабантт, а не просто девушка. Проводите её ко мне.
Секретарь слегка возмутился.
— Вы уверены, что это мудрое решение, сэр? Я уже приказал охране выбросить пирожные.
— Пирожные, приготовленные мисс Эвфемизм? Вас могут обвинить в преступлении против высокого искусства, Барабантт. Я встречусь с ней немедленно.
— Вынужден заметить, что сегодняшнее утро у вас уже полностью занято, милорд.
— Несомненно. Следить за моим расписанием — ваша работа, и я уважаю это. Но я сегодня вернулся во Дворец лишь в полпятого утра, и определённо помню, что ушиб палец ноги на лестнице. Я пьян, словно скунс, Барабантт, или, иными словами, скунсы пьяны точно так же, как и я. Должен признать, с этой идиомой я был прежде не знаком, и даже не помышлял о скунсах в подобном контексте, но Наверн Чудакулли любезно просветил меня. Будьте снисходительны, могу я позволить себе минутную слабость?
— Ну, вы же патриций, милорд, — сказал Барабантт. — А следовательно, можете позволить себе всё, что пожелаете.
— Очень любезно с вашей стороны напомнить об этом, хотя я, фактически, и не нуждался в напоминании, — ответил Ветинари.
Кажется, он при этом почти улыбнулся.
Когда строгий худощавый мужчина открыл дверь, она поняла, что бежать уже поздно.
Когда он сказал:
111 
