Особенно,... 
111 
Шум поднялся до самых небес: «Узри, Господь, плоды деяний материи!» А Всемогущий лишь одобрительно улыбнулся своей лучезарной улыбкой. «Ждите и наблюдайте», – сказал он. Мы повиновались, и тогда явлено нам было второе «откровение». Молекулы стали преобразовываться в три формы материи: клетки, ферменты и гены. Как только возникли одноклеточные организмы, сразу же появились и многоклеточные, а то, что мы, впервые увидев органические молекулы, могли лишь интуитивно предугадывать, вдруг проявилось со всей очевидностью. Некая искра жизни оживила эти существа. Они обрели форму, пока еще не окончательную, но вполне определенную, и нам казалось, что мы улавливаем неисчислимое множество таких живительных искр – крошечных свидетельств и неопровержимых доказательств наличия жизни.
Иными словами, весь мир пришел в движение. Он испытывал все новые и новые потрясения, и мы стали их свидетелями. На наших глазах несметные полчища многоклеточных существ сновали в воде, соединялись и создавали доселе неведомые, пока еще примитивные формы жизни: водоросли, низшие грибы... А вскоре эти зеленые живые формы стали выбираться и на сушу. Илистые, слизистые наносы постепенно захватывали ее пространство, дабы закрепиться там на миллионы лет и впоследствии породить папоротники и деревья, которые со временем достигли огромных размеров, – эти папоротники и деревья ты видишь сейчас вокруг.
Ангелы тоже обрели форму и размеры. Мы получили возможность прогуливаться под сенью лесов, а земля под нашими ногами была покрыта зеленью. А теперь, если у тебя есть такое желание, попробуй представить себе, какие хвалебные гимны возносились к небесам, вообрази себе радость Господа, видевшего все происходящее и слушавшего восторженные рассказы своих ангелов.
Они путешествовали по всему миру, и постепенно у каждого из них появились свои любимые места: одни предпочитали горы, другие – широкие долины, третьи – водные просторы, кому-то больше нравилось бродить по тенистым зеленым лесам...
– Значит, они стали духами – духами вод, лесов и так далее? – перебил я Мемноха. – Теми, кому много позже начали поклоняться люди?
– Совершенно верно! Однако ты забегаешь далеко вперед. Моя реакция на эти два «откровения» ничем не отличалась от реакции легионов моих собратьев. Едва мы ощутили свет жизни, излучаемый многоклеточными растительными организмами, мы начали чувствовать и момент их гибели. Один организм пожирал другой, питался его соками и разрастался, поглощая те, что были рядом... Иными словами, мы видели размножение и разрушение.
То, что прежде представлялось как простой обмен материей и энергией, теперь приобрело иные формы и масштабы. Это было началом третьего «откровения», но нам и в голову не приходило, что именно происходит. Понимание пришло много позже – когда на основе растительных организмов начали возникать организмы животные.
По мере того как мы наблюдали неуклонное, целенаправленное и энергичное движение этих организмов вперед, становились очевидцами резкого увеличения числа и разнообразия их форм, все явственнее становился тот факт, что зароненная в них искра жизни очень схожа с той, которая теплилась внутри нас самих. Но что же происходило с этими крошечными живыми созданиями?
Они умирали – вот что с ними происходило! Они рождались, жили и умирали. А после начинали разлагаться. Итак, вот тебе третье «откровение» эволюции: смерть и разложение!
Лицо Мемноха потемнело – таким я его еще не видел. Оно вновь выражало невинность и восторг, однако поверх всего легла мрачная тень разочарования, смешанного, как мне показалось, со страхом. Хотя, возможно, это выражение следовало бы охарактеризовать как наивное удивление в предвидении ужасного исхода.
– Итак, третьим «откровением» стали смерть и разложение, – уточнил я. – И оно вызвало в тебе отвращение?
– Нет, не отвращение! Я просто решил, что это, должно быть, какая-то ошибка. Я поспешно устремился в рай. «Смотри, – обратился я к Богу, – эти крошечные существа погибают! Искра жизни уходит из них, в то время как она никогда не покидает Тебя или нас. И их материальные останки разлагаются!» И знаешь, я оказался далеко не единственным ангелом, представшим пред Господом с плачем и жалобами.
Однако, думается, мои восторженные гимны были в большей степени, чем у других, проникнуты недоверием и страхом. Этот страх родился в моем сердце. Я тогда еще не понимал, что он возник одновременно с осознанием самой возможности существования смерти и разложения. И это осознание нестерпимой болью отозвалось в моем разуме.
111 
