Вито одним махом допил вино.
– Легко обвинять других, – продолжил Марк. – Мы оба виноваты. Ты – из-за своего пьянства, я – потому что потакал тебе. Мне нужно было вывести тебя на чистую воду раньше. Но я молчал, потому что не хотел травмировать маму. И нам обоим придется платить за мое молчание.
Вито оттолкнулся от стола и сделал знак рукой молодому слуге увезти его. Марк встал, оказывая почтение отцу, покидавшему столовую.
– Извини за сцену, – обратился Марк к Нине, после того как дверь закрылась.
– Ничего. – Девушка поднесла руку к горлу. – Я все поняла.
Марк нахмурился, словно пытался разгадать загадку.
– Как давно ты говоришь на моем языке?
– Я… я изучала его в школе и университете.
– И ты не подумала проинформировать меня?
– Не было причин.
– Тогда ты все слышала. Есть еще что-нибудь, что ты хочешь поведать мне о себе?
Нина опустила голову.
– Нет.
Она услышала, как Марк отодвинул стул и обошел вокруг стола. Ее сердце ухнуло, когда он взял ее за подбородок и заставил повернуть к нему лицо.
– Почему-то мне кажется, что ты лжешь. Ты скрытная женщина, милая, – продолжил Марк, проводя большим пальцем по ее нижней губе. – Интересно было бы узнать секреты, которые прячутся за этими прекрасными серыми глазами.
– У меня нет с-секретов. – Нина плохо соображала, когда его палец ласково двигался взад и вперед по губам.
Марк медленно наклонился и привлек девушку к себе. С ее губ сорвался легкий вздох. Все ее тело будто бы пело в его руках. Она снова почувствовала приятную сладость его рта.
Он осторожно отстранился.
– Я поклялся себе, что не трону тебя. После прошлой ночи…
Ей не пришлось отвечать, так как дверь отворилась и вошел слуга. Ужин они закончили в полной тишине. Когда убрали последние тарелки, Марк поднялся и проводил Нину до ее спальни.
– Мне бы хотелось, чтобы ты считала наш брак настоящим. – (Нина смотрела на него во все глаза, сердце учащенно билось.) – Я хочу для Джорджии самого лучшего и верю, ты тоже. Чтобы создать ей лучшие условия, нам нужно вести себя как обычные родители. Я не думаю, что ей пойдут на пользу ссоры и грубые выходки. – Он улыбнулся и поправил белокурую прядь, выбившуюся из ее высокой прически. – Я обеспечу тебе спокойный сон.
Однако Нина не нуждалась в спокойном сне. Она хотела спать с ним.
– Ступай, милая, – подтолкнул он ее. – Я пытаюсь оставаться джентльменом, хотя от одного взгляда на тебя мне хочется забыть о здравомыслии. Иди, пока у меня есть силы сопротивляться влечению.
Нина закрыла за собой дверь. Она не была уверена, что ей приятна мысль о силах, помогающих Марку противиться ее шарму. Девушка с горечью напомнила себе, что этот человек испытывает к ней чувство ненависти, и только долг заставляет его терпеть ее около себя.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Нина проснулась посреди ночи от приступа дикой боли. Со стоном она дотащилась до ванны, села на край и выпила две таблетки обезболивающего.
– Нина? – прозвучал из-за двери голос Марка. – Ты в порядке?
– Да, – выдавила она.
– Кажется, я слышал стон. Тебе плохо? Дать тебе что-нибудь?
– Нет.
Девушка оторвалась от края ванны и открыла Дверь.
– У тебя месячные?
– Бесцеремонный вопрос, Марк. – Девушка постаралась проскользнуть между мужчиной и дверным косяком.
– Ты очень бледна. – Марк озадаченно нахмурился и поймал ее за руку.
– Тебе не стоит разыгрывать из себя заботливого мужа.
– Ты живешь под крышей моего дома, значит, находишься под моей опекой. И если ты больна, тебе нужно мне признаться.
Нина вырвала руку из его цепких пальцев.
– Я не больна! Мне просто нужно побыть одной. Неужели я много прошу? – Она почувствовала приближение слез и отвернулась. Но Марк осторожно развернул девушку к себе и пальцем вытер влажную дорожку.
– Ты плачешь, – констатировал он.
– Неужели? – Она вдруг зарыдала, свободной рукой утирая глаза.
– Почему ты плачешь?
– Я должна спрашивать твоего разрешения, чтобы заплакать? Я плачу, потому что я всегда плачу, когда у меня месячные. Глупо, но я не могу удержаться. – Она уже рыдала в три ручья. – Извини…
Марк осторожно привлек девушку к своей груди, нежно поглаживая по голове.
– Ш-ш-ш, – утешал он. – Не плачь. Однако от его нежности стало еще хуже. Нине никак не удавалось справиться с рыданиями.
– Мне оч-ч-чень ж-жаль, – всхлипывала она. – Я намочила твою рубашку. Уже поздно. Мне нужно лечь.