63 
— Ребенок мог родиться от того, что произошло у нас днем, но два человека не способны видеть один и тот же сон одновременно.
Эльвину била дрожь. Филипп прижимал ее к себе, пытаясь собрать вместе осколки мозаики. Картина, которая складывалась из этих осколков, леденила кровь.
— Думаю, с самого начала предполагалось, что мы запомним случившееся как кошмар. Я запомнил, — уточнил Филипп. — А вот тебя должны были убить, как только в тебе отпала необходимость. Не приди ты ко мне днем, я бы вообще не знал о твоем существовании. Ты представляешь опасность для тех, кто все это задумал?
— О чем вы говорите, милорд?
— Эльвина, ты должна об этом знать. Это ты заманила меня в ловушку, понимая, что случится. Возможно, тогда ты не слишком задумывалась о том, что будет со мной, размышляя о деньгах, которые тебе заплатят, но сейчас-то ты можешь сказать мне о том, что знаешь. Я заплачу тебе больше, чем они соберут за сто лет, если только ты дашь мне достаточно веское доказательство для того, чтобы аннулировать мой брак.
— Что?!
Филипп приподнялся на подушках.
— Просто расскажи королю, что они использовали тебя как приманку, желая заманить меня в постель леди Равенны. Ничего на свете я не хочу больше, чем освободиться от этого проклятого брака!
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Ничего не понимаешь! Как же! Неужели ты полагаешь, что я поверю тебе? Ведь это ты сделала все, чтобы я сошел с ума, забыл обо всем и слепо пошел за тобой. Если ты довела меня до того, что я взял тебя так, как это было тогда! Ты же привела меня в постель своей госпожи, чтобы я в беспамятстве, вызванном тобою, совершил там непоправимую глупость. Это ты, желая того или нет, виновна в том, что на свет помнился ребенок, упрочивший притязания леди Равенны. Ребенок, из-за которого я попал в кабалу!
— Ты безумен!
— Ты права. Я сошел с ума, и это ты заразила безумием мою душу, ты отравила меня этим ядом! А теперь скажи мне, зачем ты это сделала? Скажи, ради Бога!
Эльвина хотела было выбежать вон, но Филипп схватил ее и бросил на подушки.
— Ты никуда не пойдешь, пока все мне не расскажешь. Это в твоих же интересах.
— Я ничего не знаю о той ночи, Филипп! Ничего! Я была связана и одурманена и никуда не могла тебя привести. Прошу тебя, отпусти меня! Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Тогда объясни, почему я лег с тобой, а проснулся с леди Равенной в ее спальне, в присутствии многих свидетелей, готовых уличить меня в скандальном поведении? А ты исчезла! Я перевернул вверх дном весь замок, чтобы найти тебя и заставить поклясться в том, что я невиновен, а ты исчезла, растворилась в воздухе! И после этого ты утверждаешь, будто ничего не знаешь? Говори, Эльвина, пока я не задушил тебя своими собственными руками!
— Так вот о чем ты беспокоился! Хотел спасти собственную шкуру, а на меня тебе было наплевать! Ты не меня искал, а оправдания тем глупостям, что совершил из-за похоти! Я должна была об этом догадаться, ублюдок. А теперь ты обвиняешь меня!
— В тот день я меньше всего думал о леди Равенне. Тогда я искал тебя. Опьяненному тобой, мне не было дела до того, что случилось с твоей хозяйкой. Уже потом, когда леди Равенна сообщила королю, что ждет ребенка, и потребовала, чтобы я женился на ней, мне понадобилось твое заступничество. Она получила то, что хотела. Мое имя. Но не более. Когда родился ребенок, я назвал его своим, но не помню, как я его зачал. У меня есть жена и ребенок, которых я не хочу иметь, и за это я должен благодарить тебя.
Ребенок! Итак, у него есть ребенок от этой ведьмы, и он до сих пор молчал! Эльвина была готова убить Филиппа. Как смел он использовать ее вот так, притворяясь, будто она нравится ему? Ведь все, чего хотел Филипп, — это избавиться от жены и ребенка.
— Так прикончи меня и считай, что дело сделано! — бросила ему в лицо Эльвина. — Подумаешь, шлюху убьешь, никто тебе за это и слова не скажет. Но если ты убьешь меня, жди удара из-за спины. Я тебе этого не прощу.
— Если ты убьешь меня, то в жизни не увидишь своего ребенка, — устало промолвил Филипп.
Эльвина замерла.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Не знаю, жив ли твой сын, но ребенок, который носит мое имя, жив. И, если это один и тот же младенец, как я предполагаю, он служит для леди Равенны гарантией того, что Данстон будет принадлежать ей. Если я умру, ребенок позволит ей удержать Данстон. Я — твоя единственная надежда вернуть ребенка.
Сказав это, Филипп прикрыл рукой глаза. Весь дьявольский замысел стал вдруг ясен. Оставалось непонятным одно — роль Эльвины в этом чудовищном обмане.
63 
