Последние отзывы

  114  

Скептики утверждают, что наблюдать за шахматным матчем — развлечение того же рода, что смотреть, как сохнет краска на картине. Ультраскептики отвечают: по отношению к живописи сравнение несправедливо. Однако ж в течение трех месяцев самые дешевые места в Театре Савой были, судя по всему, самыми дорогими дешевыми местами во всех лондонских театрах. Чтобы посмотреть на Чемпионат мира по Шахматам, организованный The Times, из партера, нужно было выложить двадцать фунтов, £35 — с балкона, £55 — из бельэтажа. Со стороны газеты The Times попытка компенсировать некоторую часть своих вложений, оцениваемых в £4–5 миллиона, была обусловлена не только жадностью или безрассудностью — тут было и искреннее предвкушение интереса отечественной публики. Впервые в современной истории чемпионата — ведущего свою летопись от состоявшегося в 1886 году матча между Стейницем и Цукертортом — в качестве претендента на титул возник британец. Найджел Шорт также был первым представителем Западного мира, прорвавшимся в финал соревнования — после Бобби Фишера в 1972-м. А чтобы найти другого представителя Запада, до Фишера, нужно было вернуться аж в 1937 год — к голландцу Максу Эйве; тогда как в пост-фишеровскую эпоху единственный способ проникнуть на какой-либо из следующих семи матчей за звание чемпиона мира состоял в том, чтобы быть русским с фамилией, начинающейся на «К»: Карпов, Корчной, Каспаров. И вот наконец в эту компанию затесался свой парень, за которого надо было как следует поболеть — потому как в этой паре он был явным аутсайдером. Эксперты в один голос твердят, что Каспаров — сильнейший игрок в истории шахмат; Шорта и в первую десятку никто не ставил. О том, что за работенка ему предстояла, можно было судить по тому факту, что даже один из каспаровских секундантов, грузинский гроссмейстер Зураб Азмаипарашвили, в мировой квалификации котировался выше англичанина.

Гарри Каспаров был настоящей звездой — или производил такое впечатление. Это был чемпион-чемпионыч — динамичный, агрессивный, капризный; он часто позировал перед камерами тягающим гири, колотящим грушу, гоняющим мяч или плавающим в своем «хорватском островном пристанище». Он был символом новой России — родом из «раздираемого войной Баку», приятель Горбачева, а потом и Ельцина; умел подать себя и носил эффектное, пусть и неоригинальное прозвище Газза^[155]. Насчет подать себя Найджел Шорт был более тяжелым случаем, поскольку, как и многие шахматные корифеи, единственное, чем он по большей части занимался все свои двадцать восемь лет, была игра в шахматы. В общем и целом про него были известно всего две вещи: что одно время он выступал в подростковой рок-группе «Приспичило!» (первоначально именовавшейся «Упор тазом») и что в сейчас он женат на гречанке на семь лет старше себя, которая практикует театральную терапию. Нуда «шахматная биография» — это ведь, как съязвил однажды Трюффо про словосочетание «британский фильм», — противоречие в терминах. Шахматы, как всем известно, — деятельность, не имеющая никакого отношения ко всей прочей жизни: отсюда и берется их мимозная интеллектуальность. Теоретически биография связывает частную жизнь с общественной таким образом, что первая подсвечивает вторую. Но в шахматах такая связь, или редукция, невозможна. Предпочитаетли гроссмейстер X французскую защиту потому, что его мать бросила его отца, когда он был еще маленьким ребенком? Ведет ли ночное недержание мочи к Грюнфельду^[156]? И так далее. Фрейдисты могут рассматривать шахматы как эдипальную деятельность: конечная цель здесь — убить короля, а сексуально-привлекательная королева выполняет доминирующую функцию. Но притянутые за уши параллели между поведением игрока на доске и за ее пределами дают столько же опровержений, сколько доказательств этой психологии.

Именно поэтому Кейти Форбс, беспощадно выпотрошившая своего клиента в «Найджел Шорт: охота за Короной», добавила к его образу всего несколько штрихов неочевидной применимости. В детстве Найджел свалился в канал в Амстердаме; в двадцать лет, посреди родного Манчестера, его ограбили на улице; когда ему было тринадцать, его родители развелись; он часто заявлял о том, что желал бы стать депутатом в парламенте от партии тори. О том, сколь скудна событиями биография мистера Шорта, можно судить по тому, что в одном месте мисс Форбс вынуждена зафиксировать, что в отрочестве Найджел «пугал знакомых, угрожая покрасить волосы в синий цвет». Угроза, впрочем, так и не была приведена в исполнение, хотя, как знать, одаренный воображением психобиограф мог бы поработать с этой деталью, учитывая то, что синий — символический цвет Консервативной партии.

  114