— Он еще под водой! — снова закричал Уолт, хотя в эту минуту они с отцом стояли нагишом на коврике перед большим зеркалом. Гарп уже вытер Уолта и кончал вытирать ванну. Увидев входящего Данкена, Гарп приложил палец к губам, чтобы тот помалкивал.
— А теперь вдвоем, — прошептал он. — На счет „три“ кричите: „Он еще под водой!“ Раз, два, три!
— Он еще под водой! — дружно крикнули Данкен с Уолтом, и Хелен показалось, что у нее вот-вот разорвется сердце. Как будто из груди у нее вырвался вопль, хотя не слышно было ни звука. Она бросилась вверх по лестнице: только ее муж мог додуматься до такой мести — утопиться на глазах собственных сыновей, предоставив ей объяснять, почему он так поступил.
Заливаясь слезами, она влетела в ванную, чем несказанно удивила Данкена и Уолта. Сразу же пришлось взять себя в руки: дети могли не на шутку перепугаться. Гарп сидел нагишом перед зеркалом, вытирая пальцы ног, и глядел на нее взглядом борца, который ищет у противника слабое место, как учил его Эрни Холм.
— Ты опоздала, — сказал он ей. — Я уже умер. Очень трогательно, хотя и странно, что ты так расстроилась.
— Давай поговорим потом? — попросила она с мольбой и вместе с тем улыбаясь, точно все это было веселой шуткой.
— Мы тебя обманули! — кричал Уолт, тыкая пальцем в бедро Хелен.
— Если бы мы тебя так разыграли, — сказал Данкен отцу, — ты бы здорово разозлился.
— Дети еще не ужинали, — сказала Хелен.
— Никто не ужинал, — отозвался Гарп. — Впрочем, ты, наверное, уже ела.
— Я-то могу подождать, — сказала она.
— Я тоже, — ответил Гарп.
— Пойду приготовлю что-нибудь мальчишкам, — сказала Хелен, выталкивая Уолта из ванной. — Яйца и хлопья наверняка есть.
— На ужин? — возмутился Данкен. — Тоже мне ужин!
— Я просто забыл, Данкен, — сказал Гарп.
— А я хочу гренки, — потребовал Уолт.
— Можно и гренки, — заметила Хелен.
— Ты справишься с гренками, точно? — спросил Гарп у Хелен.
Она только улыбнулась в ответ.
— Боже, даже я справился бы с гренками, — изрек Данкен. — А хлопья и Уолт приготовит.
— Вот с яйцами дело сложнее, — попыталась опять улыбнуться Хелен.
Гарп продолжал вытирать пальцы ног. Когда дети вышли, Хелен просунула голову в ванную.
— Прости меня, я очень, очень тебя люблю, — сказала она, но Гарп даже не взглянул на нее, не оторвался от своих занятий с полотенцем.
— Я не хотела причинять тебе боли, — продолжала она. — Только как ты узнал? Я ведь старалась уберечь тебя. Это та девчонка? — прошептала она, но Гарп не отрывался от ног.
Поставив перед детьми еду (как будто они были два котенка, подумалось ей позднее), она снова поднялась к нему. Он все еще сидел нагишом на краю ванны.
— Он ничего для меня не значит, он ничего у тебя не отнял, — сказала Хелен. — И между нами все кончено, честное слово.
— С каких пор? — спросил он.
— С этой минуты, — ответила Хелен. — Я только должна сказать ему.
— Говорить ничего не надо. Сам догадается.
— Нет, так нельзя.
— У меня в яичнице скорлупа! — закричал внизу Уолт.
— А у меня подгорели гренки! — подхватил Данкен. Это был заговор детей с целью отвлечь родителей от их бед, скорее всего, неосознанный. У детей срабатывает особый инстинкт, подумалось Гарпу, когда родителей нужно оттянуть друг от друга.
— Ешьте! — крикнула им Хелен. — Я уверена, у вас все в порядке!
Она хотела дотронуться до Гарпа, но он увернулся и выскочил из ванной.
— Доедайте и пойдем в кино! — крикнул он сыновьям и стал одеваться.
— Это еще зачем? — спросила Хелен.
— Я здесь с тобой не останусь. Позвони этому молокососу и скажи ему, что надумала.
— Он захочет видеть меня, — как во сне сказала она. Сознание, что все кончено, раз Гарп знает, действовало на нее, как укол новокаина. Если на первых порах она чувствовала только боль, причиненную Гарпу, то потихоньку это чувство притуплялось, и она стала ощущать свою боль.
— Скажи ему, пусть забудет о тебе и думать, — велел Гарп. — Ты с ним больше не увидишься. Пусть не мечтает перепихнуться под занавес, просто скажи ему „прощай“. По телефону.
— Никто ни о чем таком и не говорит, — сказала Хелен.
— Вот и позвони, — ответил Гарп. — А я уведу детей. Мы сходим в кино. Прошу тебя покончить с этим до нашего возвращения. И чтобы никогда больше с ним не виделась.