— Ну, так я не думаю… — задумчиво произнес Трифонов, — хотя убежден, что Полесский к тому же и склочник. Политический склочник. Есть такие. Все высокой политикой объясняют. А на поверку проще выходит… Для себя, для своей выгоды жар загребают. Ну, посмотрим, будущее покажет.
8
…На следующий вечер я пошел к Орлову. У меня сразу стало легко на сердце, после того как я узнал, что Григорий сам рассказал Трифонову о нашем разговоре.
Ничто не стояло теперь между нами. Мы можем остаться друзьями. Но как только я выкинул из головы эту историю со статьей, вернулись тягостные мысли о цементе. Вопрос: «Что делать дальше?» — опять встал передо мной со всей неумолимостью. С этим вопросом, на который я не мог придумать ответа, я и шел к Григорию.
Подойдя к двери орловской комнаты, я хотел было — уже толкнуть ее, как обычно, без стука, но вдруг услышал из-за двери женский голос.
Я остановился в нерешительности: кто бы это мог быть у Григория? Наконец постучал.
Через мгновение дверь отворилась. Орлов стоял на пороге.
— Заходи, заходи, — приветливо, но чуть смущенно пригласил он, — а у меня, видишь, гости!..
От неожиданности я едва не отступил, увидев Ирину Волошину. Она сидела у стола.
— Вы как будто уже знакомы, — сказал Григорий, делая широкий жест рукой в сторону Волошиной.
— Встречались.
Это прозвучало суше и безразличнее, чем бы мне хотелось. Я ничего не имел против этой девушки после нашей последней встречи. Но сейчас мне хотелось видеть Григория, только его одного. Я был уверен, что он сидит в одиночестве и ждет меня. Но что делать?.. Сразу уйти было бы просто невежливо. Я подсел к столу. Несколько мгновений все молчали. Я заговорил первым.
— Никак не ожидал увидеть вас здесь, — необдуманно брякнул я.
Никто не откликнулся на эти слова.
Закипел электрический чайник. Ирина протянула руку к одному из стоявших на столе стаканов. Она сделала это как-то автоматически, не глядя, и я подумал, что, наверное, она здесь не впервые.
— Похоже, что вы здесь уже бывали? — спросил я. Это было и вовсе бестактно, но на этот раз умышленно.
Я заметил, как Григорий нахмурился, и понял, что причинил неприятность прежде всего ему.
«Ну и пускай злится, — решил я про себя. — В конце концов с его стороны тоже не по-товарищески скрывать от меня, что его знакомство с Волошиной уже далеко не «шапочное». Раз друзья, так друзья».
— Видимо, вы чем-то расстроены, Андрей Васильевич? — Волошина передала мне стакан чаю.
Мне почудилась в ее словах насмешка. А ведь свою последнюю фразу я произнес совсем весело, подчеркнуто весело, без всякого вызова. Но Волошина продолжала как ни в чем не бывало:
— Как раз перед вашим приходом Григорий Иннокентьевич рассказывал мне, что у вас не хватает бетона. Что же вы намерены делать?
— Закрыть туннель и распустить рабочих, — ответил я, чтобы отвязаться. Только мне ее вопросов и не хватало!
— Этого вам сделать, видимо, не позволят, — сказала Волошина.
— Что-нибудь случилось, Андрей? — недоуменно спросил Орлов.
— Ты еще спрашиваешь! — возмутился я, и вся история со статьей снова возникла в моем сознании. — Если и завтра и послезавтра не будет телеграммы из главка, я просто не знаю, что мы будем делать. Меня не пугают пьянчуги в штольне или этот бузотер из уголовников. Но вот все вместе взятое… Эти штучки Рожицына, этот нелепый митинг… Мы с таким трудом сколачивали наш коллектив… Откуда полезла вся эта дрянь? Из-за вынужденного бездействия?
— А что же делает ваша партийная организация? — громко спросила Волошина.
Ну вот, теперь пошла политграмота!
— Парторганизация не может достать цемент, — не глядя на Волошину, ответил я. — Послушай, Григорий, а что, если несколько участков оставить вообще без бетона?
Эта мысль пришла мне в голову совершенно внезапно, от отчаяния, и, высказав ее, я тотчас же подумал: «Что за ерунду я говорю!»
— Не понимаю, о чем ты? — недоуменно спросил Григорий.
— Ну, есть туннели вообще без обделки, без бетонирования!
— Ты ведь знаешь, что это допускается, только когда породы считаются абсолютно устойчивыми, — возразил Григорий.
— А что такое «абсолютно»? — настаивал я. Григорий пожал плечами. Конечно, он считал все сказанное мною совершенно несерьезным.
Честно говоря, и я был такого же мнения. Но внезапно родившаяся и поначалу мне самому показавшаяся нелепой мысль уже не оставляла меня. В конце концов не так уж это нелепо! Разве нет у нас участков абсолютно устойчивой породы? И если нет другого выхода, почему бы не подумать об этом?