111 
– Прости. Не знаю, чем были заняты мои мысли, – пробормотал он.
Он испытал еще более жгучий стыд, когда они вошли в номер. Это были не те комнаты, которые отвели ему в прошлый раз, но из них открывался прекрасный вид на море, и сквозь свежевымытые оконные стекла отлично просматривалась совершенная белизна освещенного лунным светом песка.
В отдельной маленькой спальне стояла кровать, а ужин был сервирован в большой комнате – на белой скатерти и с серебром.
Все было очень мило, но Тонио не мог сосредоточиться на том, что говорил Доменико.
А говорил он о соперничестве между Лоретти и его учителем, о том, как робеет перед римской публикой, почему он должен ехать в Рим и почему не мог впервые выйти на сцену в Неаполе.
– Помимо всего, посмотри, что римляне сделали с Перголези.
– Перголези… Перголези, – прошептал Тонио. – Я слышу это имя повсюду.
Но это была одна видимость беседы. Взгляд его скользил по белым панелям стен, по нарисованным на них темно-зеленым листьям, красным и синим цветам. В приглушенном свете все казалось пыльным, сумрачным. Но упругая, бледная кожа Доменико выглядела такой нежной…
Он должен был купить ему какой-нибудь подарок. Просто ужасно, что он не сделал этого! Что теперь, черт побери, сказать в свое оправдание?
– Ты приедешь! – повторил Доменико.
– Что? – не понял Тонио.
Доменико с отвращением отбросил нож. Он закусил губу и стал похож на красивого ребенка, сердитого и обиженного. Потом взглянул на Тонио так, словно не мог поверить в происходящее.
– Приедешь в Рим, – повторил он. – Ты должен приехать! Тонио, ты ведь не из тех студентов, кого обучают из милости. Если ты скажешь маэстро Маффео, что должен поехать, он позволит тебе. Ты можешь приехать с графиней! Почему вообще…
– Доменико! Я не могу приехать в Рим! Почему я должен ехать в Рим?
Не успел Тонио выговорить эти слова, как отдельные куски разговора вдруг всплыли в его памяти.
На лице Доменико была написана такая боль, что Тонио не мог смотреть на него.
– Ты просто волнуешься, и без всякой на то причины, – решил успокоить его Тонио. – Ты произведешь сенсацию!
– Я не волнуюсь, – прошептал Доменико. Он отвернулся в сторону и смотрел куда-то в угол. – Тонио, я думал, что ты захочешь поехать туда…
– Я бы поехал, если бы мог, но я не могу вот так взять и уехать.
Видеть Доменико в таком состоянии было невыносимо. Он выглядел совершенно несчастным. Тонио провел рукой по волосам. Он чувствовал усталость; плечи болели, и больше всего на свете ему хотелось спать. Внезапно перспектива остаться в этой комнате еще хоть на мгновение показалась ему невыносимой.
– Доменико, когда попадешь в Рим, ты не будешь думать обо мне, наверняка не будешь, – сказал он. – Ты забудешь и меня, и всех, кого знал здесь.
Мальчик не смотрел на него. Он сидел, уставившись в одну точку, словно не услышал ничего из того, что сказал Тонио.
– Ты будешь знаменитым, – продолжал Тонио. – Боже мой, что сказал маэстро? Если бы ты захотел, то поехал бы в Венецию или прямо в Лондон. Ты знаешь это так же хорошо, как и я…
Доменико отложил салфетку и поднялся со стула. Он обошел вокруг стола и, прежде чем Тонио успел остановить его, встал перед ним на колени.
– Тонио! – воскликнул он. – Я хочу, чтобы ты поехал со мной. Не только в Рим, но и дальше. Я не поеду в Венецию, если ты не захочешь туда ехать. Мы можем отправиться в Болонью и Милан, а потом в Вену. Или поедем в Варшаву, Дрезден, не важно куда, но я хочу, чтобы ты был со мной. Я не собирался просить тебя об этом до Рима, потому что видел, что все идет хорошо, но теперь, раз так вышло, я… Я не в силах об этом думать. Но раз все… Тонио…
– Нет. Нет, прекрати, – оборвал Тонио. – Ты не понимаешь, что говоришь, и это не обсуждается. Я не могу бросить учебу.
– Не навсегда, – убеждал его Доменико. – Только вначале, может быть, первые полгода. Тонио, у тебя есть средства! Если бы ты был беден, но ты никогда не испытывал нужды, и ты…
– Это здесь совершенно ни при чем! – воскликнул Тонио, внезапно разозлившись. – Я просто не хочу ехать с тобой! Что вообще дало тебе повод думать, что я с тобой поеду!
Тут же он пожалел о своих словах. Но было уже поздно.
Доменико отошел к окну. Он стоял спиной к комнате, и его худенькая фигурка терялась в полутьме. Тонио почувствовал, что должен утешить его.
Но он не понимал, до какой степени оскорбил Доменико, пока мальчик не обернулся и снова не приблизился к нему. Лицо Доменико – сморщенное, маленькое – было залито слезами. Он кусал губы, и глаза его лихорадочно блестели. Тонио был в отчаянии.
111 
