112 
– Я и не представлял, что ты так нуждаешься в моем присутствии, – начал было он, но, испугавшись дрожи в голосе, замолчал, совершенно убитый.
Как все дошло до этого?
Он-то думал, что этот мальчик такой сильный, такой хладнокровный. Холодность была такой же частью его шарма, как красивый рот, умелые руки, изящное, податливое тело.
Пристыженный и несчастный, Тонио почувствовал себя еще более одиноким, чем когда-либо. Если бы только он мог притвориться, что любит Доменико, хотя бы на мгновение!
Но тут, словно прочитав его мысли, Доменико тихо проговорил:
– Ты не любишь меня.
– Я не знал, что тебе это нужно, – сказал Тонио. – Клянусь, что не знал! – Почувствовав, что сам может расплакаться, он разозлился. В нем проснулась жестокость, которую он так часто проявлял в постели. – Боже правый, – воскликнул он, – да кем мы вообще были друг для друга!
– Мы были любовниками! – ответил Доменико самым тихим, самым интимным шепотом.
– Не были! – возразил Тонио. – Это все игры, глупости, ничего, кроме самого постыдного…
Доменико зажал уши руками, словно не желая слушать.
– И прекрати плакать, ради бога! Ведешь себя как самый несносный евнух!
Доменико вздрогнул. Когда он заговорил, лицо его было очень бледным.
– Как ты можешь говорить это мне? Ты должен ненавидеть себя за то, что так говоришь со мной! О боже, лучше бы ты никогда не приезжал, лучше бы я никогда тебя не встретил! Пропади ты пропадом! Гореть тебе в аду…
У Тонио перехватило дыхание. Он затряс головой, в отчаянии глядя, как Доменико направился к двери.
Но мальчик обернулся. Его лицо было таким совершенным, что даже горе не лишило его неотразимого очарования. Страсть разрумянила его и обострила черты, и он выглядел невинным и обиженным, как малое дитя, испытавшее первое разочарование.
– Мне… Мне невыносима мысль о том, что я расстаюсь с тобой, – признался Доменико. – Тонио, я не могу… – Он остановился, словно у него перехватило горло. – Все это время я думал, что ты любишь меня. Когда ты только приехал, то был таким несчастным, таким одиноким. Казалось, что ты всех презираешь. А по ночам мы слышали, как ты плачешь, думая, что все спят. Мы слышали это. А потом ты вернулся, повязал кушак и постарался нас обмануть. Но я знал, что ты несчастен. Мы все это знали. Стоило оказаться рядом с тобой, и можно было почувствовать эту боль. Я ее чувствовал! И я думал… Я думал, тебе со мной хорошо. Ты больше не плакал, и ты был со мной. Я думал… думал… что ты любишь меня!
Тонио обхватил голову руками. Он тихо застонал и тут же услышал, как закрылась дверь и Доменико побежал вниз по лестнице.
7
Неделя была невыносимой. Бессонные ночи, потянувшиеся со дня отъезда Доменико в Рим, совершенно вымотали Тонио. Вечером, вернувшись из трапезной, он понял, что больше не может работать.
Гвидо придется отпустить его пораньше. Ни гнев, ни угрозы его не удержат.
Доменико уехал, вместе с Лоретти, на рассвете после того вечера в гостинице. Маэстро Кавалла должен был прибыть позже.
Тонио услышал смех и топот, доносившиеся из коридора. Кто-то крикнул:
– Браво, Челлино!
Так звучал сценический псевдоним Доменико.
Тогда Тонио сорвался со своего обычного места на подоконнике, махом проскочил все четыре лестничных пролета и прорвался сквозь толпу мальчиков у дверей. Холодный воздух на миг обжег его, но он тут же увидел карету, которая собиралась трогаться. В руке у кучера уже был хлыст.
Доменико выглянул в окно кареты, и лицо его так просветлело при виде Тонио, что у того сжалось горло.
– Ты покоришь Рим, – сказал он. – Все в этом уверены. Никого не бойся.
На лице Доменико появилась тоскливая улыбка, и Тонио едва сдержал слезы. Он стоял на булыжной мостовой, глядя вслед удалявшейся карете, пока его не начал пробирать холод.
И вот теперь он сидел тихонечко на скамье в классе Гвидо, понимая, что сегодня вечером больше ни на что не способен. Ему обязательно нужно поспать. Или просто прилечь в своей маленькой комнатке и потосковать о Доменико, подумать о том, как не хватает ему этих теплых рук и ног, уютно обвивавших его по ночам, этой податливой, благоуханной плоти, готовой дать ему все, что он ни пожелает… Хотя в действительности его нисколько не волновало, доведется ему когда-либо увидеть Доменико или нет.
Он отмахнулся от этих мыслей и, чуть улыбнувшись, подумал о том, что, наверное, было бы неплохо, чтобы Гвидо поколотил его, когда он откажется дальше заниматься. «Интересно, что я должен сделать, чтобы Гвидо ударил меня?» Теперь Тонио уже был выше ростом, чем Гвидо. Он вдруг представил себе, что будет расти и расти, пока его голова не коснется потолка. И словно услышал голос, объявляющий: «Самый высокий евнух в христианском мире! Несравнимо лучший из всех певцов, рост которых превышает семь футов!»
112 
