Последние отзывы

  29  

Приказов ждали с нетерпением. Вдоль Луары были выставлены сторожевые посты, где попеременно дежурили бригады. Хотя на таком расстоянии от противника эти меры предосторожности, вероятно, были излишними.

Отправляясь на один из таких постов, сержант Ленуар оступился и повредил себе ногу. Его сразу перевезли в госпиталь. Лишившись младшего офицера, бригада не особенно горевала. Ленуар не вызывал ни у кого ни любви, ни ненависти. Прошло два дня, и о нем просто-напросто забыли. А затем в понедельник, десятого июня, сразу за новостями из Суассона, Урка и Уаза пришло сообщение из Фожлез-О. Название этого маленького кантона на краю Нормандии заставило содрогнуться всю Францию, ибо означало вторжение, нарушение границ.

Все, жившие по берегам Сены, пришли в движение и пополнили бесконечную вереницу беженцев.

До среды все жили в тревоге.

А в среду после обеда, во время занятий на автомобилях-амфибиях, курсантов попросили быстро разойтись по комнатам. Сен-Тьерри уже поджидал своих.

— Друзья, — сказал он, — сегодня утром немцы вошли в Париж. Они форсировали Сену в нескольких местах, и Нормандия пала.

Он посмотрел курсантам прямо в глаза, пристально, всем по очереди, словно хотел заглянуть им в душу. А мыслями он был далеко: в родном доме, в зеленом Перше. И Шарль-Арман тоже вспомнил замок Ламбрей.

— Шансов остановить их возле Луары мало, — продолжал Сен-Тьерри. — Школа вступает в бой. Теперь мы — моторизованный взвод.

Он говорил неторопливо, короткими и чеканными фразами. Был ли он взбешен новостями о поражениях? Почувствовал ли он облегчение? Ведь после десятого мая он так мучился из-за того, что оказался вдали от фронта.

Он с нажимом произнес слово «Луара», растянув его и сильно грассируя. Оно прозвучало несколько раз подряд: сектор Луары, оборона Луары… битва за Луару…

На офицера смотрели глаза тридцати мальчишек. Этот высокий худой человек, стоявший у двери, обладал какой-то удивительной силой воздействия. Даже самые слабые больше не ощущали страха и тревоги за свою жизнь.

Они воспринимали Сен-Тьерри как существо высшего порядка, и даже помещение показалось им гораздо просторнее и обрело нереальные размеры, которые навсегда отпечатаются у них в памяти. Инструктор не стал говорить ни о Франции, ни о чести Школы, ни даже о кавалерийском духе, поскольку считал, что затрагивать эти вопросы будет просто некорректно. Он относился к курсантам как к равным. Закончил он свою речь так:

— У нас есть час на подготовку. Пожалуйста, побрейтесь.

Выйдя в коридор, Сен-Тьерри на мгновение почувствовал бесконечную усталость. Он даже не представлял себе, сколько было затрачено нервной энергии, сколько он отдал и сколько взял. Никто даже и не подозревал о том, что он чувствовал себя крайне неловко, так как и по возрасту, и по воспитанию был гораздо ближе к своим курсантам, чем они думали.

— Потрясающая личность! — говорили курсанты.

Все глаза заблестели как-то по-другому, в головах зародилась новая мысль. Нет, даже не мысль, ведь они ничего не анализировали. Их наэлектризовало слово, точнее, цепочка тесно связанных, произнесенных на одном дыхании слов: «Битва-за-Луару!» И слово это донеслось сквозь три этажа — от вестибюля почета, от Орнано и Галифе.

Раз двадцать оно варьировалось в разных фразах, которые и составляли-то лишь для того, чтобы его произнести. Оно перелетало из уст в уста, и все невольно произносили его с интонацией Сен-Тьерри…

…и к этой битве готовились, как к состязанию.

В комнате царила предотъездная лихорадка, слышался стук наспех собираемых сундучков. Среди всей этой неразберихи один только Сирил спокойно закурил трубку, подошел к стойке с оружием, взял свою винтовку и начал методично ее чистить.

И когда через час лейтенант обнаружил своих курсантов, построенных во дворе с оружием наперевес, он улыбнулся, что с ним случалось довольно редко.

— У меня такое впечатление, что я командую бригадой офицеров.

Бригада в последний раз прошла мимо памятника погибшим кавалеристам, приняв традиционное «равнение налево», которое вскоре обрело трагическое значение.

2

Уже маршируя вместе с бригадой, Шарль-Арман вдруг обнаружил, что в суете забыл надеть шпоры. Над рядами разнесся его горестный вопль, но вернуться в комнату было уже нельзя. Шпоры так и остались там, среди разбросанных вещей. Шарль-Арман усмотрел в этом дурное предзнаменование.

  29