— Но только чтобы они покаялись и получили отпущение, после чего оживший труп вновь падает замертво.
— Понятно, — улыбается Мор.
— А вдруг она ведьма? — спрашивает Мэг. — Про них есть в Писании, могу привести цитаты.
Не стоит, говорит Мор.
— Мэг, я показывал тебе, где положил письмо?
Маргарет встает, ниткой закладывает страницу в греческой книге.
— Я писал этой девице, Бартон… теперь сестре Элизабет, она приняла постриг. Советовал ей не смущать людей, не донимать короля своими пророчествами, избегать общества сильных мира сего, прислушиваться к своим духовникам, но главное — сидеть взаперти и молиться.
— Как надлежит всем нам, сэр Томас. Следуя вашему примеру. — Кромвель живо кивает. — Аминь. Полагаю, вы храните копию?
— Принеси, Мэг, иначе мы от него не отделаемся.
Мор в нескольких словах объясняет дочери, где лежит письмо. Хорошо хоть не велит ей наскоро состряпать подделку.
— Отделаетесь, скоро ухожу. Не хочу пропустить коронацию. У меня и новый дублет имеется. Так не составите нам компанию?
— Составите друг другу компанию в аду.
Он успел забыть, каким непреклонным и суровым бывает Мор; о его способность и зло шутить самому и не понимать чужих шуток.
— Королева в добром здравии, — говорит Кромвель. — Ваша королева, не моя. Кажется, ей по душе жизнь в Амтхилле. Да вы и сами знаете.
Я не состою в переписке с вдовствующей принцессой, не моргнув глазом, заявляет Мор. Вот и хорошо, кивает Кромвель, потому что я слежу за двумя францисканцами, которые доставляют ее письма за границу, — кажется, они всем орденом заняты только тем, чтобы вредить королю. Если я схвачу этих монахов и не смогу убедить — а вы знаете, я бываю очень убедителен — признаться добром, придется вздернуть их на дыбу и ждать, в ком первом проснется благоразумие. Разумеется, я бы с радостью отпустил их домой, накормив и напоив на прощанье, но я подражаю вам, сэр Томас. В таких делах вы — мой учитель.
Кромвель должен успеть сказать ему все до того, как вернется Маргарет Ропер. Легким стуком по столу он привлекает внимание хозяина.
Джон Фрит, говорит он. Попросите аудиенцию у Генриха. Он будет счастлив. Уговорите его встретиться с Джоном наедине. Я не прошу вас соглашаться с Джоном, я знаю, вы считаете его еретиком, пусть, но скажите королю, что Фрит — чистая душа, превосходный ученый, он должен жить. Если он заблуждается, вы сможете его убедить, с вашим-то красноречием, что-что, а убеждать вы умеете, куда мне до вас. Кто знает, еще и обратите его в истинную веру. Но если он умрет, вам уже никогда не спасти его душу.
Шаги Маргарет.
— Это, отец?
— Отдай ему.
— Копия с копии?
— А чего вы ждали? Нам приходится быть осторожными, — говорит Маргарет.
— Мы с вашим отцом обсуждали монахов. Могут ли они считаться добрыми подданными короля, если должны хранить верность главам орденов, подданным Франциска и императора?
— Они же не перестают быть англичанами.
— Такие ныне редки. Отец вам объяснит.
Он кланяется Маргарет. Пожимая жилистую руку Мора, задерживает взгляд на своей руке. Она белая, господская, гладкая, а он-то думал, ожоги, память о кузне, не сойдут никогда.
Дома его встречает Хелен Барр.
— Закидывал сети, — говорит он, — в Челси.
— Поймали Мора?
— Не сегодня.
— Прислали ваш дублет.
— Да?
— Темно-красный.
— О Боже! — смеется он. — Хелен…
Она вопросительно смотрит на него.
— Я не нашел вашего мужа.
Хелен опускает руки в карман, шарит там, словно что-то ищет; стискивает руки.
— Значит, он умер?
— Будем считать, что умер. Я разговаривал с человеком, который видел, как он утонул, его свидетельству можно доверять.
— Значит, я смогу выйти замуж. Если возьмут.
Хелен смотрит ему в лицо, молчит, просто стоит. Время идет.
— А где ваша картина? С юношей, который держит сердце в виде книги? Или книгу в виде сердца?
— Я отдал ее генуэзцу.
— Зачем?
— Пришлось заплатить за архиепископа.
Она с неохотой отводит глаза от его лица.
— Пришел Ганс. Ждет вас. Злится, говорит, время — деньги.
— Я возмещу.
Ганс с трудом выкроил для него время в предпраздничных приготовлениях. По заказу ганзейских купцов художник строит на Грейсчерч-стрит гору Парнас — мимо нее Анна поедет на коронацию — и сегодня должен выбрать муз, а тут еще Томас Кромвель опаздывает! Ганс так яростно топает башмаками в соседней комнате, будто двигает мебель.